После внезапного испуга губы Фиби растянулись в невольной улыбке.
— Это очень успокаивает. — Она старалась говорить непринужденно.
В его голосе послышались резкие нотки:
— Тогда сделайте усилие и успокойтесь. Кстати, у меня для вас что-то есть. — Он протянул ей коричневый конверт.
— Зарплата? — Она была озадачена. — Но я только что приступила.
— Это от миссис Престон. Я заехал туда, после того как мы расстались днем, и она попросила меня передать это вам. — Он стал загибать пальцы. — Ваша зарплата до вчерашнего дня плюс недельная оплата за вынужденное увольнение и немного причитающихся вам отпускных.
Фиби нахмурилась:
— Но она совсем не обязана…
Эштон метнул конверт в ее сторону, Фиби поймала его и положила в карман юбки.
— Ну что ж, теперь я могу расплатиться с вами за одежду.
— Нет никакой спешки, — решительно прервал он ее. — Почему бы вам не побаловать себя немного и не пробежаться по магазинам? Я мог бы повезти вас завтра в Мидбартон, после того как мы оставим Тару в школе.
Какое-то мгновенье Фиби колебалась. Прошла целая вечность с тех пор, как у нее было время просто поглазеть на витрины. А теперь у нее есть деньги, так что идея очень заманчива.
Но она отрицательно покачала головой.
Он пересек комнату, взял ее руку и поднял ее на ноги, так что она оказалась прямо перед ним, всего в нескольких дюймах.
— Что вы делаете? — Она выдернула руку, с раздражением чувствуя, что у нее перехватило дыхание и голос ее едва слышен.
— Просто спешу сообщить, что ужин подан, — с вызовом ответил он. — И я голоден.
Фиби глубоко вздохнула и прошла в столовую.
Они ели картофельный суп с луком-пореем, за которым подали сочный пирог с дичью и на десерт крем-брюле. Кэрри была прекрасным поваром, и Фиби по достоинству оценила все блюда.
К ее облегчению, Доминик поддерживал легкую непринужденную беседу, не заводя речи о присутствующих.
— Кофе мы будем пить в гостиной, — предложил он.
— Думаю, что свою чашку я возьму в другую гостиную, — быстро сказала Фиби, наблюдая, как он наливает себе какой-то крепкий напиток. Она не хотела находиться с ним наедине в интимной обстановке гостиной. — Я… я собиралась кое-что посмотреть по телевизору.
— В самом деле? — медленно произнес Доминик. — Я не подозревал, что вы такой заядлый зритель. В коттедже не было телевизора.
— Ничего-то от вас не укрылось, мистер Эштон. Но это был выбор хозяина — не мой, уверяю вас! Я люблю игры, телешоу, — отчаянно сочиняла она, — комедии, мыльные оперы. Фактически все то, что не требует напряженной работы ума. — И что отобьет у вас охоту присоединиться ко мне, добавила она про себя.
— В таком случае сегодняшний вечер — ваш. По программе сейчас по одному каналу международный футбольный матч, по другому — бокс. Ничего, что требует чрезмерного интеллектуального напряжения.
— Да, на самом деле, — согласилась Фиби, сдерживаясь. — Вероятно, вместо этого я просто пораньше лягу спать.
— Еще одна прекрасная мысль! Я мог бы присоединиться к вам. — Когда ее испуганные глаза поймали его взгляд, Эштон с издевкой ухмыльнулся: — Разумеется, не в буквальном смысле. Уж не вообразили ли вы, что я собираюсь поцеловать вас на ночь или еще что-нибудь в этом роде?
— Нет, — Фиби с негодованием почувствовала, как краска снова заливает ее лицо.
— Признайтесь, — с иронией продолжил он. — Вы весь вечер как на горячих угольях, словно боитесь, что я подойду к вам.
— Это неправда…
— Сомневаюсь! Эти ваши заколотые сзади волосы, чтобы их совсем не было видно, весь этот безжизненно-стерильный, монашеский вид. Вы же очаровательная, цветущая девушка! — В его голосе слышалось странное раздражение. — Вы должны ожидать, что каждый мужчина, с которым вы познакомитесь, захочет вас целовать, оказывать вам внимание, добиваться физической близости.
— Вы хотите сказать, что мне следует вести себя как уличной девке? — Фиби задрожала, с убийственной ясностью вспомнив все те грубые слова, которые он однажды бросил ей в лицо.
— Конечно, нет, — теряя терпение, произнес Доминик. — О чем, черт побери, вы говорите? Вы хотите сказать, что действительно выше всех этих грязных, первобытных желаний человеческой плоти? — Он медленно опустил голову. — Бог мой, Фиби, вы, должно быть, сверхчеловек.
— Я считаю это оскорбительным, — отрывисто произнесла она. — Существуют правила, регулирующие трудовые взаимоотношения между работодателем и работником, а это… это равносильно сексуальному домогательству. — Она пошла к двери. — Я иду в свою комнату и хотела бы, чтобы вы запомнили то, что я вам сказала.
— Есть также кое-что, что следовало бы запомнить и вам, дорогая. — Теперь его раздражение прорвалось наружу. — Это мой дом, и правила здесь устанавливаю я. И я не поддаюсь на шантаж. И раз уж вы обвинили меня в домогательстве, так тому и быть.
Она взялась за ручку двери, но Доминик, крепко схватив ее за плечи, повернул к себе. Глаза его сверкали, а выражение решимости на его лице заставило ее сжаться.
— Нет, — прошептала она. — Прошу вас. Вы не можете…