И неотвратимо из этого публичного унижения во мне родилось отвратительное, позорное желание. Ах, если бы в тот момент Селиг захотел взять меня перед пятью десятками скальдийских вождей, я бы стала подгонять его криками, стала бы умолять его об этом надругательстве. Я не сомневалась, что так бы и сделала, и потому заплакала, презирая свою подлую природу.
За спиной Селига я мельком увидела лицо Жослена, его четкий и бесстрастный ангелийский профиль. Кассилианец смотрел прямо перед собой. Я сосредоточилась на нем, как на священном изваянии, и принялась молиться в глубине души.
Глава 47
На следующий день состоялся Слет.
К моему молчаливому облегчению, ночью накануне Вальдемар Селиг не разделил со мной постель. Мне определили место для сна на тюфяке среди служанок прямо на полу большого чертога, которое я с благодарностью заняла, не обращая внимания на кислые лица соседок. Селиг со мной далеко не закончил – я не питала иллюзий, – но в ту ночь я с радостью свернулась на мешке, набитом колючей соломой, и позволила себе провалиться в забытье.
Наутро после шумного пира среди скальдов преобладали трезвые настроения. Не знаю, где ночевал Жослен, но, когда все проснулись, нас с ним завели в маленькую кладовую, примыкавшую к большому залу чертога, где проходил Слет. Домашние слуги шныряли между воинами, поднося им еду и напитки. Как я поняла, каждому вождю селения было разрешено привести с собой двух теннов и главную женщину. К моему неудовольствию, дощатая перегородка, отделявшая нашу клетушку, так плохо пропускала звук, что ни Жослен, ни я не смогли разобрать, о чем говорили варвары на своем собрании.
Единственная милость, которую явил нам Благословенный Элуа, заключалась в том, что в крошечную каморку посадили только нас двоих. Белые Братья, втолкнув нас, заперли дверь на наружный засов. В какие бы символы не предназначал Вальдемар Селиг своих ангелийских рабов, на Слете мы ему не требовались. Очевидно, тамошние речи были запретными для ушей чужеземцев и предназначались лишь скальдам.
Я прислушивалась к нечленораздельному бормотанию за шершавыми досками, эхом гудевшему под высоким потолком. Жослен вышагивал взад-вперед по тесному помещению: толкнулся в дверь, досадливо обследовал мешки с зерном и бочонки с элем и окончательно уверился, что самим нам наружу не выбраться и ничего с этим не поделать.
– Как думаешь, насколько все плохо? – наконец негромко спросил он, прислонившись к бочке.
– Тихо, – прошипела я, пытаясь сосредоточиться. Но без толку. Смысла речей разобрать не удавалось. Одного слова из десяти было недостаточно, чтобы понять, о чем говорят в зале. Я недовольно глянула на Жослена, и тут мне в голову пришла идея. Я посмотрела на бочонок, потом на широкие потолочные балки. Вспомнила, как акробаты из Дома Шиповника издевались над кассилианцем на улице и как мы с Гиацинтом забрались на бочку, чтобы получше рассмотреть, из-за чего сыр-бор.
– Жослен! – от спешки голос сорвался; я вскарабкалась на бочонок. – Иди сюда, помоги мне!
– Ты с ума сошла, – неуверенно протянул он, но уже подкатывал второй бочонок к первому.
Я привстала на цыпочки, оценивая высоту потолка.
– Они там что-то замышляют, – сказала я. – Если нам удастся сбежать и добраться до Исандры де ла Курсель, ты готов ей доложить, мол, у скальдов против ангелийцев какой-то хитрый план, но… простите, мы не смогли подслушать, что они задумали, а? Давай-ка ставь бочонки друг на друга, мне нужно забраться повыше.
Жослен, не переставая ворчать, повиновался. У него это заняло какое-то время, потому что бочонки были тяжелыми. Я не сводила глаз со стропил.
– Помнишь акробатов? – спросила я, взгромоздившись на самый верх построенной им пирамиды. – Теперь подними меня на плечи вон к той балке. С нее я смогу услышать, что говорят в зале.
Жослен нервно сглотнул, глядя на меня снизу вверх.
– Федра, – осторожно сказал он, – у тебя не получится.
– Нет, получится, – уверенно кивнула я. – Вот тебя поднять я действительно не смогу, а забраться на стропила, чтобы добыть информацию, смогу. Именно к такому Делоне меня и готовил. Помоги же мне сделать мою работу. – Я протянула Жослену руку.
Он ругнулся, но из врожденной сьовальской тяги к знаниям взялся за мою руку и вскарабкался на верхний бочонок.
– Хотя бы возьми мою фуфайку, – проворчал он, снимая серую безрукавку, и надел ее на меня. – На балке, должно быть, пыльно; если измажешься, скальды могут догадаться, что ты туда лазила, а нам это совсем не нужно. – Укутав меня, Жослен встал на одно колено и помог мне взобраться ему на плечи.
Я справилась быстро, стараясь не смотреть вниз. Пол остался далеко-далеко, и хотя пирамида из бочонков была надежной, как скала, оставалось чертовски мало места, куда можно было поставить ногу. Мы сработали слаженно, будто долго вместе тренировались: Жослен наклонил голову, ссутулился, а я выровнялась и встала на его плечах во весь рост.
Мои пальцы не доставали до стропилины всего ничего.