— Не хочу отвыкать от роли. Вот вернем товар — тогда уж вернусь… В последних словах мелькнул оттенок печали.
А вот Хармон никак не мог похвастаться самообладанием. Предстоящая встреча с тюремщиками заставляла его руки дрожать, а колени — подгибаться. Говорил он мало и сбивчиво, путался в словах, с трудом соображал. Он позабыл о том, что должен преобразиться перед встречей. Хорошо, Джоакин напомнил:
— Хозяин, в письме аббату значилось, что герцог добыл у вас сведения пытками. Надо бы вас привести в надлежащий вид.
— Я и так немногим лучше скелета… — буркнул Хармон.
— Этого мало. Таким вы были уже после темницы.
Джоакин настоял, чтобы торговец переоделся в самое старое рванье, какое было в багаже. Оглядел придирчиво, рванул за рукав и за ворот, добавив пару новых прорех. Потом, недолго думая, ударил Хармона кулаком в нос.
— Да ты совсем ошалел!.. — взревел торговец.
— Надо, чтобы поверили, — сообщил Джоакин и украсил глаз Хармона синяком, а затем и скулу.
Кровью, что текла из разбитых ноздрей, выпачкали рубаху и бороду торговца. На боку нарисовали устрашающих размеров кровоподтек, а чтобы он был виден, в надлежащем месте разорвали сорочку. Потом принялись за пальцы Хармона: обмотали кусочками ветоши, вымоченной в крови, подложив под нее вату. Создавалась видимость, будто ногти сорваны, а пальцы опухли.
— Все, все, достаточно! — взмолился Хармон.
— Пожалуй, что да… — неуверенно ответил Джоакин и пнул торговца в голень. — Это чтобы вы хромали. Так оно будет убедительней.
— Чтоб тебя трясучка взяла!..
Когда были готовы отправляться, Луиза и Полли пожелали мужчинам удачи. Луиза расцеловала мужа, Полли обняла Джоакина — тепло, но без особой страсти. Затем она подошла к Хармону, и тот едва не сделал глупость. Отвел девушку в сторону и сказал:
— Милая Полли, я вот хотел пару слов… — язык странным образом сплелся в узел. — Я о чем веду речь… Я очень рад, что ты с нами все это время. Ты нам как будто… луч света, вот.
— Благодарю за такие слова, хозяин. Мне тоже радостно с вами путешествовать, хотя дорога и вышла неспокойной.
Обращение «хозяин» почему–то покоробило его.
— Ты это… зови меня по имени, хорошо?
— Да, хозяин.
— И я еще вот что… — во рту пересохло. — Когда продадим товар, ты не хотела бы… прокатиться в столицу?., понимаешь, поездом!
— Искровым поездом? В Фаунтерру?! — Полли всплеснула ладонями. — Ну, да.
— Это великолепно! Конечно же, я не откажусь! Чудесная новость!
Она радостно обняла Хармона, и у того мигом потеплело на сердце, но тут Полли сказала:
— Хозяин, постойте, а как же товары, телеги, лошади? Разве можно погрузить телеги в поезд? Или мы товары повезем вагоном, а телеги останутся в Лабелине?
— Какие товары?.. — опешил Хармон. — Зачем?
— Ведь мы в столицу по торговым делам, верно? Или же мы там не будем продавать, а только покупать?
— Нет… — выдавил Хармон, — не по торговым…
— А по каким же?
— Ты меня чуточку не поняла… Я это… хотел сказать…
С полной ясностью он вдруг увидел себя глазами Полли. Тощий избитый мужлан в окровавленных лохмотьях. Сорок шестой его год весьма отчетливо проступает на изможденном лице. Глаза тревожные, мечущиеся; руки дрожат. Хармону даже не хватило чувства юмора, чтобы пошутить над собой. Он был жалок — на этом точка.
— Объясните, хозяин!
— Да нет, ничего… — он утер нос тыльной стороной ладони. — Вернусь, тогда поговорим.
Он отвел глаза и полез в седло. Оступился, соскользнул, едва удержался на ногах. Со второй попытки взобрался на спину лошади.
— Удачи вам, Хармон! — сказала Полли. — Возвращайтесь целым. Буду молиться за вас!
Торговцу мучительно захотелось сказать что–то теплое, нежное. Нечто о том, как Полли ему дорога, и как он хочет видеть ее снова и снова, и снова — каждый день и ночь. Промелькнули в уме давно забытые слова: «Я люблю тебя». Хармон испуганно отогнал их. Тронулся с места и выдавил лишь:
— До встречи, Полли.
Пока они ехали к развалинам крепости, Хармон пытался думать о векселе. Три тысячи шестьсот золотых. Я богач! Внешность — пустое, годы — чепуха. Я стану вельможей, куплю роскошный дом, найму слуг. Какая девушка сможет мне отказать?..
Но думалось почему–то иное. Виделась Полли, стонущая под крепким телом Джоакина; и Полли, поющая с пламенем в глазах, обращенных к молодому воину; и Полли, скачущая верхом, заливисто смеясь.
Еще виделся Молчаливый Джек.
В крепости они заняли позицию на втором этаже казарм, в тех самых капитанских покоях, где все еще маячил открытый Хармоном сундук. Джоакин расселся во главе стола, Снайп и Вихорь — по обе руки от него. Все трое были наряжены в гвардейские камзолы Лабелина и шлемы, опоясаны мечами. Хармон трясся на стуле в углу, поминунтно стирая кровь, что все еще сочилась на подбородок. Доксет с лошадьми расположился как раз под окнами покоев
— на случай, если придется отступать спешным порядком. Чтобы в Доксете монахи не признали давешнего паломника–пьянчугу, ему сбрили бороденку и нахлобучили самый закрытый шлем из имевшихся в наличии. Из оружия у старого солдата имелся арбалет и копье.