Стрела, монета, искра

Он пытался вспомнить, и видел то черные сальные патлы, то серую шерсть, стоящую торчком, как у волка на загривке.

— И волос не помню.

— Ну, а лицо? — добивалась Луиза. — Борода, усы были?

Мысленному взору Хармона борода тюремщика виделась настолько буйной и густой, что закрывала собою все лицо, кроме глаз. Борода скрывала даже губы тюремщика, и его голос пробивался сквозь темную толщу волос, отчего становился глухим и невнятным.

— Борода, кажись, была… Большая такая и темная. Но, может, и нет.

— А нос? Какой у него был нос? Прямой? Длинный или короткий? Картошкой или тонкий?

— Кажется, крючком был и острый… как у коршуна. Но могу и ошибиться.

— Ну, вы чудите, хозяин! — поражался Джоакин. — Вы о нем хоть что-то запомнили точно?

— Да! — выпалил Хармон. — Он был тощий, как скелет!

Но тут же усомнился в своих словах. По правде, в воспоминаниях тюремщик виделся Хармону размытым и жутким пятном, наподобие призрака. Однако пятно это было довольно широким.

— Нет, друзья, наверное, про тощего я соврал. Не тощий он был, а наоборот, очень даже толстый.

— Так что же, толстый, говорите?

— Да, жирный, как кабан! — Хармон поколебался. — Или это я герцога вспоминаю?..

Луиза первой потеряла терпение:

— Хозяин, как мы, по-вашему, найдем его, если вы ни черта не помните? Ступайте тогда прямиком к барону и опишите ему злодея, как нам. Авось барон поймет, кого искать.

Полли вступилась за Хармона:

— Ну, что вы накинулись! В подземелье было темно, вот хозяин и не разглядел. Вы бы лучше посочувствовали.

— Ага, вот это самое и барону скажешь: вы, милорд, лучше нам посочувствуйте, чем товар требовать. Бароны — они такой сочувственный народец! Как услышат о чужой беде, так сразу в слезы.

Хармон хмурился, дергал себя за бороду, теребил волосы, сжимал виски. Надо же такому случиться — все из головы вылетело! К слову сказать, вида пыточных инструментов Хармон тоже не помнил. Названия сохранились в уме: Голодный Волк, Куховарка, Спелое Яблочко. А вот как они выглядели — ни намека. Будто клочки тумана лежали на столе, а не железная машинерия.

— На кого хоть был похож этот ваш тюремщик? — сделал еще одну попытку Джоакин. — Выглядел он воином или разбойником, или купцом, или, может, благородным?

Хармона внезапно осенило:

— На пивовара он походил — вот на кого!

— Точно?

— Уж точнее не бывает! Вылитый пивовар! Я еще удивился: с чего это меня пивовар допрашивает?..

Доксет присвистнул:

— На пивовара, говорите? Хозяин, так это… мы-то с Вихренком его видели, кажись! Да, Вихренок?

Паренек нахмурился, прикидывая в уме:

— Это когда мы с вами следили, значит, за крепостью? Накануне того, как освободили хозяина?

— Ну, да! Трое ускакали конями — помнишь? А передний был — ни дать, ни взять пивовар! С брюшком такой и лысенький.

Хармон расплылся в улыбке:

— В самую точку! Вот почему я не мог волосы вспомнить! Не было у злодея волос — лысым был! И с брюшком, тоже верно. Так куда, говоришь, он поскакал?

— Эээ… — Доксет поразмыслил и обстоятельно принялся за рассказ. — Ну, значит, когда наша Полли разыскала Джоакина и привела к нам, то он сразу сказал: "Я, мол, всем руководить буду, поскольку имею боевой опыт". У меня-то боевого опыта всяко побольше, но я себе подумал: "Ладно, пущай молодое поколение тренируется. Мне-то что, я уж повоевал вдоволь. Да и покомандовать успел в чине сержанта. Непростое это дельце, доложу я вам: очень уж крикливое. Не больно-то хочется снова. Уговаривать станут — и то откажусь!"

— Доксет, давай ближе к делу, дружок! Куда поехал тот, что похож на пивовара?

— Вот я и говорю, хозяин. Нам, значит, Джоакин велел: "Надо за руинами понаблюдать пару дней и высмотреть: сколько человек стерегут, какой у них распорядок, где стоят посты, как сменяется вахта". Это я одобрил — правильная мысль у юноши. Стали мы, значит, наблюдать. Ну, понятно, чередовались: сперва Снайп с Джоакином, потом мы с Вихренком. И вот, выпало нам наблюдать накануне того дня, как ночью мы вас, хозяин, освободили. Да… А вести наблюдение, скажу я вам, это тоже непросто. Нужно это делать правильно, по науке. Вот был случай: служил я в войске графа Блэкмора, и довелось нам выступить в Пастушьи Луга…

— Доксет!

— Что?.. А ну, да. Так вот, значит. Под вечер, когда еще не смеркалось, а солнце только вот начало садиться, лежим мы с Вихренком в траве на пригорке. Обзор на крепость оттуда самый что ни есть удовлетворительный. И видим мы: выходит из казарм тот самый, о ком бишь вы вспоминали: брюхастый такой, и рожа круглая, и лысый. На нем еще коричневый плащ был. Идет он за казармы, садится верхом на коня… или на кобылу — это я уж не рассмотрел. Знаю точно, что гнедая была. Садится, значит, верхом и скачет прочь из крепости. И к седлу у него — это как сейчас помню! — кожаная сума была приторочена, и он ее то и дело рукой поглаживал, будто сильно берег.

При этих словах сердце Хармона жарко забилось. Он подался ближе к старому солдату:

— Сума, говоришь? Это отлично! В ней-то и лежал графский товар! Но все же, куда поскакал этот человек?