Читаем Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии полностью

Но что это за основания, если отвлечься от формального подхода к трансцендентализму как исходному пункту кантовской философии? Разумеется, это и есть свободные явления или события в любой сфере человеческой жизнедеятельности (включая и философию), случающиеся в форме законоподоб- ных высказываний, мыслей, открытий, произведений искусства, поступков и так далее. Когда я писал Мерабу, что он, возможно, обратится в своем дальнейшем исследовании проблемы к понятиям состояния, структуры и сферы сознания, то явно ошибся, поскольку не знал еще, что он принципиально стремился всякий раз к обновлению терминологии и углублению анализа, как бы заранее оберегая тем самым свою философию от неизбежного (в том числе и собственного) догматизма.

Основополагающим в его статье, конечно же, является событие. А точнее, — пространство и время события (что ясно видно уже из ее названия), выступающее как континуум- постулат, который — и это важно — отнюдь не был для него некой субъективной вещью. Ибо «реальность, — как он пишет, — входит в мир трансцендентально». То есть вслед за Кантом он обращает внимание прежде всего на априорные условия нашего жизненного опыта как такового, полагая, что мы не можем мыслить произвольно и по желанию приращивать знания к уже имеющемуся знанию, потому что жизненное время дискретно. Хотя на самом деле интересует его в данном случае не метафизическое априори, а метафизическое апостериори. То есть сам факт случания мысли, раскрытию которого, собственно, и посвящена публикуемая статья.

Насколько я могу судить, она стала своего рода вехой в творчестве Мераба Константиновича. После двухлетней напряженной работы над трактатом «О развивающемся знании», названном потом «Стрела познания», он попытался в сжатом виде сформулировать в ней именно апостериорный подход к анализу событий знания (или мысли). В дальнейшем этот подход получит развернутое и всестороннее обоснование в его известных публичных лекциях о Декарте и Канте, а затем — уже на материале искусства — в обширном цикле лекций о романе М. Пруста «В поисках утраченного времени». При этом он будет постоянно настаивать, что задача философа (как и историка науки и писателя) состоит не в том, чтобы мыслить, а в том, чтобы позволять или давать возможность думать и мыслить. Идея произведения как органа жизни, способного порождать новые мысли и чувства, и раскрытие условий, при которых это возможно, станет с этого времени фактически сквозной, центральной для всего последующего творчества М. К. Мамардашвили.


Ю. П. Сенокосов
Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже