Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии

С другой стороны, видимость «теоретической нагруженности» эмпирии. Дело в том, что предметности мы формулируем (когда рефлексируем) всегда на теоретическом языке, но это язык метатеории, а не теоретический язык в объекте, предметности же не являются рассудочными конструкциями (например, пространство, время, символы, квазивещи и тому подобные), пространство и время суть недедуцируемые (и определением не даваемые) «как» (еще и при непостоянстве отображений, преобразований и непокрываемости области значений областью определений, при «качестве», так сказать, — опять кантовская «не-рассудочная конструкция»!). Просто у эмпирии и теории один источник, из которого они черпают (и он ив том и в другом случае не есть просто мир, а мимезисный артефакт). И тем самым эмпирия и теория различимы лишь в контексте, конкретно, а не абсолютно. Ср. § 26. § 54. Реконструктивный характер («абстрактный», «абстрактные эмпирические объекты») операционально задаваемых состояний наблюдения, разрешающих эмпирически действительно понятия и позволяющих их коммуникацию в тождественных и универсальных условиях, или порожденный (генерированный) характер этих состояний. То есть извне, со стороны исследователя-историка, это реконструктивно, изнутри — генеративно (следовательно, и там, и здесь нет ничего похожего на нейтральную и чистую «данность»). Одно- пространственность только с эксплицитным включением времени (то есть ограниченной возможности изменения наблюдения и его распространения по пространству)[37]. Тем более, что чтобы извлечь Б, приходится так переформулировать (а это — изменение, движение субъекта) субъект, что он не может извлечь А, и, следовательно, и наоборот. Разрешимость и связь с условиями восприятия, в принципе относительные для разных систем отсчета (вернее, пространств), не поддающиеся неограниченному подразделению (то есть выражению до конца в языковых правилах и нормах), содержащие абстрактные свойства эмпирических объектов, реконструируемые или генерируемые и «испытываемые» на основе знаемого, а не видимого (соответственно, наличие нереализованного, неиспытанного, непережитого — потому, что непонятого, то есть неизвлекаемого на основе этого знаемого). И важное — переопределенность или недоопре- деленность этой связи. Физические условия содержат (не содержат) условия применения понятия понимания (см. стр. 312 дисс.).

§ 55. Абстракция являющегося знания versus абстракция бесконечности показывает, что не учитывают:

1) нет «данностей»

2) субъект производится (косвенная, вынужденная констатация этого: «должно умереть, сойти со сцены поколение», — но это на деле не психологическая или педагогическая проблема)

3) знания — не рассудочные сущности в голове или в идеальном мире.

§ 56. К проблеме наличия (или отсутствия) в физических условиях условий применения понятия понимания: революция = восстановление последних в условиях деструкции. То есть революция это такие процессы, развязываемые открытием, которые 1) вызывают при попытке помыслить это открытие такую деструкцию, 2) восстанавливают условия понимания, то есть условия мыслимости. Это одно и то же в разных выражениях. Установление чего-то нелогическими или внелогическими (незаконными) средствами — не просто факт резкого изменения, а форма его имеется в виду.

§ 57. При использовании информации (то есть прошлых фиксаций сознательных наблюдений) иное, по сравнению с классическим правило: чтобы воспринять, нужно было знать (например, знать правила относительности, диаграмму Минковского), и, следовательно, наоборот — что-то не было в действительности пережито, испытано, потому что не было понято, и, следовательно, этот опыт нельзя использовать классически (перенос по всему полю наблюдения, одновременность сознательного знания), что ставит иначе вопрос о способе бытия испытанного во времени (его надо еще действительно пережить и дать ему этим существование во времени; прошлого уже нет, но оно никогда не было настоящим (выталкивание прошлого и втягивание будущим).

В аппарате философии меняется фиксация места деятельности (которой только и могли даваться — через субъекта — ноуменальные характеристики, негативно символические): оно не в человеке, не в головных целеполаганиях, а в предметах, в чувственно-сверхчувственных экспериментальных агрегатах. Та часть символов, которая утопает в вещах, утопает именно в них. И именно им отводится роль ноуменов в символическом отрицательном мышлении. Башляр, как мне кажется, именно в этой связи говорил о «ноогенном» ноумене, то есть о мысле-порождающей сущности мысли. Следовательно, не рост информативности, а рост ноогенности. (Как раз из меньшей по количеству информации может извлекаться больше порядка).

§ 58. Неизвестное в инопространственной области (в «абсолютно безразличной для нас области», в терминах физики). Резервуар случайного. Но производимого самой наукой и поэтому сопоставимого с научным знанием. Непредсказуемые события непонятны (в объективированном видении). Непредсказуемые события непонятны в феноменальном универсуме.