Стрела в сердце

В голове его вертелось одно предложение, однако не продиктованное обыкновенным желанием. Он все взвесил, обдумал и… отказался от него.

— Можно, конечно, помочь вашему мужу придти в себя.

Она медленно обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Вся запылав от гнева, сказала:

— Вы имеете в виду… после всего примириться с его желаниями?

— Это было бы так ужасно? — Затаив дыхание, он ждал ее ответа.

На бледном от возмущения лице ее глаза казались огромными и темными. Она подняла руки, покрывало соскользнуло с плеч и упало на пол рядом с Рованом. Улыбка восхищения пробежала по его лицу.

— Я вижу, вам эта идея не подходит.

Кэтрин обернулась.

— Мне пойти на это из-за страха? Пожертвовать всем, во что я верю, но ради чего?

— Но ведь башня — настоящая тюрьма. Я поразился ее возможностями еще при первом знакомстве. Мы можем пробыть здесь очень долго.

Рован с усилием встал. Все болело, будто его избили. Без сомнения, так оно и было, да еще этот твердый пол. Стиснув зубы, он начал работать ногами, пытаясь освободиться от ковра и не обращая никакого внимания на свою полнейшую наготу.

— Можете прикрыться. — Кэтрин поспешно показала на лежащее рядом с ним покрывало. Рован и бровью не повел.

— Конечно, если бы смог дотянуться до него. — Его явно забавляло ее смущение, и он продолжал выпутываться из ковра.

— Наверное, все-таки придется просить вас о помощи. Не могу освободить ноги, да все еще болит плечо.

Она стояла, скрестив руки и обняв себя за плечи. Как в омут, бросилась к нему, но вдруг остановилась: перед ней лежал обнаженный Рован. Он невинно улыбнулся ей и натянул на себя покрывало. Она нахмурилась, пытаясь потуже затянуть вокруг себя простыню. Смущенная, покрасневшая, она выглядела чудесно.

— Сейчас вам смешно, но будет не до смеха, когда Жиль попытается вас убить.

— Это вполне возможно? — Он встал под покрывалом, пытаясь развязать веревку на ногах.

— Он практически намекал на это, так как ему взбрело в голову, что вы будете всем рассказывать об этом…

— Он вообразил, что я стану распространяться насчет моих привилегий быть в деликатных отношениях с его женой? Его мнение о моих манерах поразительно, не говоря уже о том, что он не имеет представления о моих пристрастиях в светских беседах.

— Не хочет оказаться в дурацком положении и боится разговоров, как мы с вами его обманываем.

— А быть рогоносцем по своему велению? Извините, но чем же одно лучше другого? — Он сказал это довольно резко, но намеренно не смягчил тона.

Она замерзла, так как в комнате стало совсем холодно.

— Да, в этом случае все бессмысленно. Но я представляю себе ход его мыслей: если бы мы согласились с его приказом, вам бы была сохранена жизнь. А уж когда… бы появился ребенок, он бы успокоился, поскольку вы бы ради него… ребенка, молчали.

Рован отбросил связывавшую ноги веревку, завернулся в покрывало и стал похож на индийского раджу.

Он сделал величественное выражение лица и гордо произнес:

— Вы предлагаете пожертвовать своей жизнью в обмен на сохранение моей?

— Ну что же здесь смешного? А вы предлагаете свою честь ради моего спокойствия и только?

— Это не одно и то же, — отчетливо произнес он.

— Почему же? Разве вас не заставили лечь в мою постель?

То, что он вспомнил, одновременно отозвалось вновь возникшим желанием и ударом по его самолюбию.

— Не совсем так. Но я бы не отказался от соблазна. Только по вашей просьбе я согласился воздержаться от того, чего от нас ждали. Я не мог не подчиниться желаниям леди.

Он с каким-то болезненным удовольствием наблюдал за ее смущением.

— Если для вас это не бесчестно и, можно сказать, желательно, тогда только мои сомнения удерживают вас от…

— От того, чтобы вот сейчас, прямо здесь, любить вас? Да и моя гордость тоже.

— Гордость?

— Я отказываюсь, видите ли, взять на себя ответственность за такую жертву.

Она вздернула подбородок.

— За все будет нести ответственность Жиль, вы ведь только пешка в его игре.

— Я протестую, — сухо ответил он.

— Но сначала, кажется, вас это не волновало. — Она нахмурилась.

— Да, я поступил по своему выбору. Мне никто не угрожал и ни к чему не принуждал.

Кэтрин сжала губы. А он с таким интересом и нежностью смотрел на это ее возмущенное движение. Казалось, он все еще чувствовал сладость ее губ, помнил нежность ее рта и тот робкий пыл, с каким она прошлой ночью приняла его поцелуй. А ее великолепная грудь, затвердевший сосок под его рукой! Она позволила ему то, о чем он и мечтать не смел. Ее поведение легко объяснить, но все равно не следовало ей быть такой податливой, а то…

Причины. Господи, он начинает ненавидеть это слово! А не схватить ли ее в охапку и унести отсюда? Забыть смерть брата, забыть ее мужа, забыть то странное обстоятельство, которое привело их в одну комнату и то соглашение, что держит их на расстоянии друг от друга.

Он мог бы отвезти ее на плантацию к матери под Новый Орлеан или в Англию. Но поедет ли она? Если он позовет, бросит ли она все здесь и уедет ли с ним?

Он, только он был сумасшедшим. La belle dame sans mersi — еще немного, и он забудет слова брата.

— Итак, у нас с вами договор: не уступать Жилю. И что?