Стрела времени (Повесть и рассказы)

— А я не разрывался. Я, когда вплыл под лампу над операционным столом, про Свету позабыл. Потом даже удивлялся, как это я начисто забыл. Только вы уж ей не говорите. Вспомнил, когда удалил кровь и мозг запульсировал. Я попросил нашего невропатолога Галину Анатольевну сходить в ординаторскую и позвонить, как там наши дела. Как же они все на меня уставились, когда узнали, что Света в родильном отделении. Теперь пойдут байки о хирурге со стальными нервами. А это не нервы, а просто слабая память. Мне-то ведь следовало на день устраниться от дел, но мальчик не виноват, что, кроме меня, никто в районе не обучен обращению с битыми черепами. Как говорится, череп — не тарелка. Ну, я и отключился. Уже помылся, чувствую — готов, подобран, даже умен, честное слово. И вот я, значит, перехожу из предоперационной к столу и чувствую несколько мгновений, что ничего нет важнее на свете моих пальцев. Я сказал Коле: «Терпи, мальчуган», — словно он мог меня слышать. Я думаю, все хирурги — немного пижоны. И я отключился. И забыл про Свету.

— Да уж мы ей об этом не скажем, — сказала Людмила Михайловна. — И верно, Нечаев, поколение наших детей — поколение профессионалов. Холоднее голова, горячее сердце, а? Умелые руки, а? Всегда чуть-чуть себе на уме, а?

— Тогда я расскажу, что сделал, когда узнал, что стал отцом. Ну, что, по-твоему, папа?

— Прыгал? Плясал? Выпил?

— Нет, я пошел к главному врачу просить жилье.

— Не может быть! — сказала Людмила Михайловна.

— Правда, мама.

— А я не верю.

— Точно говорю. Ну, полчаса я посидел на улице, привыкая к новому состоянию. Хотя лгу — нового состояния я не чувствую и сейчас. Просто я был рад, что для Светы все позади. Весь день мне ее было очень жалко. И я боялся за нее, а не за младенца. Я был совершенно пуст, когда сидел у забора во дворе больницы. Ну, а когда эта, что ли, обморочная пустота прошла, я встал и пошел к главному врачу.

— А до завтрашнего дня подождать нельзя было? — спросил Николай Филиппович.

— Когда я провожал Свету, она взяла с меня слово, что как только появится младенец, я позабочусь о жилье. Ведь она права, мама, — ты устанешь от внука. А устраниться от забот не захочешь.

— Ты глупый, Сережа. Я и не хочу устраняться. Это ж мой внук. Неужели ты сомневаешься в моей будущей любви к нему?

— Я не сомневаюсь. А только тебя следует хоть немного щадить. Словом, я обещал Свете и пошел.

— И выжал?

— Выжал. Когда я устраивался на работу, он обещал мне жилье, вот я и попросил выполнить обещанное. Я даже не просил, а требовал.

— Ну уж — требовал, — сказала Людмила Михайловна.

— Правда — требовал. А он привык, что я прошу. И удивился. И через несколько месяцев жилье даст. Надо будет к Астапову, мэру города, сходить. Вы, говорит, как-то уж ловко удалили аппендикс его жене, он, говорит, хорошо к вам относится.

— Да ты, Сережа, деловым человеком становишься. Гляди, Нечаев, у сына зубы начали появляться.

— А это — сознание нового положения, — сказал Сережа. — Давайте по рюмке за внука вашего, да за его дедку и бабку. Сегодня меня не тронут — так сговорились.

— Да, за внука и за его мамашу, ну и за бабку с дедкой, — подхватил Николай Филиппович.

Глава 2 Лето

В начале августа Антонина Андреевна заболела, и Николай Филиппович, зайдя в отдел кадров, узнал ее адрес — следует кому-нибудь из группы навестить заболевшую сотрудницу.

Он очень нервничал, Николай Филиппович, идя по Пионерской улице, знал, что ему ходить не следует, нужно было послать кого-нибудь из подчиненных, однако ему очень хотелось увидеть Антонину Андреевну, он скучал по ней те пять дней, что она болела. Так и говорил себе — ходить ни в коем случае не следует, но оправдывался — только на минуту забежит и узнает, не нужна ли какая помощь.

Да, Антонина Андреевна работает уже четыре месяца. Первые две недели Николай Филиппович как бы не замечал ее. Они сидели за одним столом, однако общих служебных дел у них не было. Антонина Андреевна часто ездила в Губино на машинную станцию, иногда к ней приходили люди из других отделов, чтоб дать задание, и тогда они выходили в коридор либо в другое помещение.

Иногда она отпрашивалась уйти пораньше, и Николай Филиппович, как и всем сотрудникам, разрешал уйти.

Он только спрашивал:

— Что-нибудь случилось? — В вопросе всегда заключался тот смысл, что если случилась неприятность, то он, Николай Филиппович, готов помочь, если сможет.

— Родительское собрание.

— А какой класс?

— Первый.

— Сын?

— Да, сын.