Стрелец

— Так он собирает древние рукописи и книги. А эта древняя. Еще при Дмитрии Донском писана.

— Складно у тебя получается. И немец тот уехал, и книжку увез, и знания только у тебя остались, — по-прежнему недоверчиво сказал отец.

— И в чем моя вина? — искренне удивился парень.

— А про тот молот, ну, механический, ты тоже в той книжке вычитал? — поинтересовался кузнец.

— Нет, батя. Это я в Немецкой слободе подглядел. И ей-ей, зря ты отказался. Оно таким бы подспорьем обернулось, что ты раза в два быстрее работать смог бы. А то и я тебе подсобил бы, не только молотом размахивая.

— Подсобил бы он. Ты только второй год как всерьез к наковальне подступился. По уму тебе еще не меньше пяти лет молотобойцем да подмастерьем отираться подле мастера. И уж потом поглядим, что из тебя выйдет. Если выйдет. Бывает ведь и всю жизнь в подмастерьях пробавляются, а толку никакого. А что до того молота, так Господом нашим заповедано хлеб свой добывать в труде тяжком. Все эти придумки, чтобы жизнь облегчить, от лукавого. Понял, сопля зеленая?

— Понял, батя, — тихонько вздохнув, ответил парень.

Он давно уже все понял. Ни при чем тут Писание. А вот жадность, или, если хотите, бережливость кузнеца очень даже при деле. На один молот нужно не меньше двух пудов железа, да столько же на наковальню. Меньше никак нельзя. Иначе получится как по интересному месту ладошкой. Да сколько-то понадобится на устройство механизма. Нужны штанги, оси, гвозди, клинья, шпильки. А все это ну никак не меньше еще одного пуда.

Пять пудов железа влетает в пять с половиной рублей. И это притом, что годовое жалованье стрельца — семь. Вот и рассуждает кузнец, что незачем ему терпеть такие траты, коль скоро сынок дорос до полноценного помощника. В то, что благодаря механическому молоту он сможет брать больше заказов, кузнец не верил. Ерунда все это. Молот — он и есть молот. Не ленись, вот и будут заработки.

Ивану оставалось лишь зубами скрипеть. И было отчего. Этот клинок у них уже второй. Первый же, пусть и в простых ножнах да с обычной рукоятью из деревянных накладок, обмотанных кожаной тесьмой, продали за восемьдесят рублей.

Плевать на изукрашенность и самоцветы. Все это пыль в глаза. Булат сам по себе дорогой товар. Даже просто слиток весом в один фунт можно продать за двадцать рублей. А на саблю уходило три фунта. Ну и двадцатка набегает за работу. Знатно? Ну так если взяться за ту сталь без головы, то на выходе легко получить дерьмо на палочке. Так что работа того стоит.

Вот и выходит, что деньги у отца есть. И на такой доход он ну никак не мог рассчитывать. Хорошо как за год в кузнице ему удавалось заработать десять рублей. Что греха таить, кузнецом он был посредственным. Все же полностью отдаваться этому ремеслу у него не получалось, потому как оно у него побочное.

Стрельцам позволялось заниматься различными ремеслами в неслужебное время. А его у них не так чтобы и много. Раз в четыре дня стрельцы неизменно заступали в стражу и патрулировали улицы Москвы. Два раза в неделю проходили учебу на тренировочном поле. Летом, дважды по две недели, участвовали в маневрах. А если часть полка уходила в поход, так оставшимся и вовсе жизнь медом не казалась, потому как в нарядах сменяли друг дружку, поджидая возвращения остальных.

Другой бы кузнец с таких заработков уж давно ноги протянул бы, потому как налог за подворье уплати, за кузницу отдай, да еще какой налог учудят, на постройку там храма или крепости какой. Иль, не приведи Господь, война случится, так на поход отстегни. Да мало ли. И что останется? Вот то-то и оно. Оно, конечно, на жизнь все одно хватало бы: если на службу не отвлекаться, то и заказов можно брать побольше. Но до знатных кузнецов отцу ой как далеко.

И тут такое счастье. После того как прошлой зимой на голову парнишки свалилась огромная сосулька с крыши храма, его словно подменили. Нет, поначалу-то долго болел, думали, уж не поднимется. Даже соборовали. А он ничего, выкарабкался. И как будто без последствий.

Н-да. Вообще-то не словно подменили, а именно что подменили. Последнее, что помнил из своей прошлой жизни Рогозин Иван Степанович, — это несущееся ему навстречу лобовое стекло «Приоры» и стук об него собственного черепа. Дальше темнота.

Очнулся он уже в чужом теле и в совершенно ином мире. Поначалу-то все больше полагал, что находится в беспамятстве и это просто бред. Вот только уж больно реалистичный получился бред. Слишком реалистичный. Хорошо еще хоть психика была подготовлена. Спасибо фантастам из современности и его увлечению новоявленным течением в литературе.

Словом, бред это или нет, Иван решил просто жить, а там вырвут его врачи из комы — и ладно. Окажется все по-настоящему, тем более нечего сидеть истуканом и ждать манны небесной.