Стрелец. Сборник № 1

  Явись, Мария!
  Я не могу на улицах!
  Не хочешь?
Ждешь, как щеки провалятся ямкою, —
Попробованный всеми, пресный,
Я приду и беззубо прошамкаю,
Что сегодня я — «удивительно честный».
  Мария, видишь,
  Я уже начал сутулиться
  В улицах —
Люди жир продырявят в четыреэтажных зобах,
Высунут глазки, потертые в сорокгодовой таске, —
Перехихикиваться, что у меня в зубах
  Опять!
Черствая булка вчерашней ласки!
. . . . . . . . . . . . . . .
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица побирается песней,
  Поет голодна и звонка,
А я человек простой,
Выброшенный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
  Мария хочешь такого?
  Пусти!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!
  Мария, звереют улиц выгоны.
  На шее ссадиной пальцы давки.
  — Открой! мне больно!
Видишь, натыканы
  В глаза из дамских шляп булавки!
  Пустила…
Детка! Не бойся, что у меня на шее воловьей
Мокроживотые женщины потной горою сидят:
Это сквозь жизнь я тащу миллионы огромных чистых любовей
И миллион миллионов маленьких грязных любят.
Не бойся, что снова в измены ненастье
Прильну я к тысячам хорошеньких лиц,
— «Любящие Маяковского!» — да ведь это ж династия
На сердце сумасшедшего восшедших цариц.
  Мария, ближе!
В раздетом бесстыдстве, в боящейся дрожи ли,
Но дай твоих губ неисцветшую прелесть!
Быть может я с сердцем ни разу до мая не дожили,
А в прожитой жизни — лишь сотый апрель есть.
  Отдайся, Мария!
Имя твое я боюсь забыть,
Как поэт боится забыть какое-то
  В муках ночей рожденное слово,
Величием равное богу…
Тело твое я буду беречь и любить.
Как солдат, обрубленный войною,
  Ненужный, ничей,
Бережет свою единственную ногу…
  Мария!

Зинаида Венгерова

Английские футуристы

— Английские футуристы…

— Мы не футуристы, прежде всего не футуристы, — прерывает меня с злобным упрямством высокий, тонкий блондин с закинутыми назад длинными волосами, с угловатыми чертами лица, с крупным носом и светлыми, никогда не улыбающимися глазами. Это Эзра Поунд, обангличанившийся американец. Он вместе с офранцуженным Уиндгэм Люисом — главные вдохновители нового движения.

Эзра Поунд подводит меня к стене, где развешаны оттиски манифестов, заготовленных для «Blast»-а, первого программного сборника новых поэтов и художников. Он указывает на слова: «Маринетти — труп».

— Вы видите?

Я вижу. Их пафос в том, чтобы отмежеваться, чтобы стереть слова, сказанные накануне.