Стрелец тебе в Юпитер

– Циник? – его широкие брови взлетают в неподдельном удивлении. – Что-то новенькое. Где-то между общением со звездами и приемами сигналов из космоса, почитала словарь Даля? Отличный досуг, продолжай развиваться.

Я безбрежный океан, я безбрежный…

– Почему не розы? – настойчиво возвращается к теме очередного раздора. Грубо и настойчиво. Нависает сзади, как коршун, готовый вцепиться когтями мне в глотку, чтобы я задохнулась. И я задыхаюсь, почти натурально, от забившего ноздри сильнейшего запаха табака и ванили. Что за извращенец придумал этот мужской парфюм, разлил по баночкам и умудряется продавать за баснословные деньги?

– Потому что розы – пошлятина для таких как ты. А уравновешенные и искренние Девы умеют ценить простоту, – уворачиваюсь из облака пафоса и табака, и наклоняюсь над столом, включая ноутбук. Там меня ждут правки по последней статье, которые нужно сдать сегодня к вечеру.

– Опять чудишь, – как змей шипит сзади Шереметьев. Даром, что фамилия лётная, никак не уберется подальше.

– Ага, – весело соглашаюсь, потому что это гарантированно его выбесит.

– Как можно быть такой… – размахивает руками и задевает чертову неустойчивую вазу.

Я реагирую мгновенно, оседая на пол и ловя плотно связанный букет из кустовых хризантем. И получаю отрезвляющий холодный душ из перевернутой вазы. Футболка под блейзером мгновенно промокает, являя через белую ткань очертания нижнего белья, волосы облепляют лицо сосульками, а очки покрываются мелкими капельками.

Над головой раздается удушливый смешок.

Снимаю очки и поднимаю взгляд вверх. На Стрельца во плоти.

– Ты это специально, – злость все-таки берет верх. А за ней следует то, что я в себе ненавижу – чертова эмоциональность.

– Нет, – сквозь попытку удержать очередной смешок, утверждает наглец.

– Пожалуй, сегодня на ночь мне действительно стоит почитать словарь, потому что сейчас у меня для тебя слов нет, – говорю приглушенно.

Поднимаюсь на ноги, всовываю букет раздора в руки эгоистичному мудаку и гневно протираю стекла очков о не намокшую часть футболки. Только не расплачься на глазах у конченного придурка. Только не расплачься.

– Я правда не специально, – настойчиво говорит Арсений уже без улыбки.

– Угу, – киваю я. Как же.

Разворачиваюсь и ухожу в дамскую комнату, под пристальным взглядом коллег, от которых сцена не могла укрыться, ведь мы работает в тесном дружном офисе открытого типа.

Закрываюсь в кабинке и оцениваю ущерб в зеркале. Ладно, все не так плохо. Скидываю пиджак, затем налипшую к коже футболку. Плакать уже не хочется, я очень отходчива, если самой себя не загонять. А я хорошо умею сосредотачиваться на задачах, а не на эмоциях. Футболку кидаю на батарею, блейзер накидываю поверх топа, который волей случая оказался на мне вместо вычурного бюстгальтера. Разделяю передние мокрые пряди волос пальцами, чтобы не превратились в паклю, и убираю в нетугой узел на макушке. Ну вот, почти прилично.

Выхожу уже собранной как личность и спокойной, как познавший дзен тибетский монах.

Пока не вижу, что над моими хризантемами издеваются!

– Ты что творишь? – подлетаю к Шереметьеву и пытаюсь прекратить экзекуцию над цветочной композицией, которую он устроил. На моем столе красуется разобранный букет и, очевидно, вытащенные из мусорки уцелевшие розы.

– Пытаюсь превратить нищенский букет в подобие приличного.

Что за каша в голове у этого человека?!

– О, боже, – пытаюсь оттолкнуть его бедром и вырвать из его лап ни в чем не повинные хризантемы. – Ты же ни черта в них не разбираешься!

– Их продают пенсионерки у метро, – дерзко сбивая в кучу несочетаемые цветы, пытается собрать из них единое целое. Что выглядит, конечно, совершенно безобразно.

– Иди отсюда, – выкидываю из облака воздушных кремовых цветов дурацкие розы. Укалываю палец о дурацкий шип и совершенно по-дурацки пачкаю одну из хризантем кровью.

Чудесно. Подарок с ДНК. Креатив зашкаливает.

– Сама не мешайся, – перехватывая мое запястье, гремит над ухом. Словно фокусник, Арсений вынимает откуда-то бумажную салфетку, перематывает ей мой палец и вручает руку обратно, прижимая к моей груди. Его взгляд на секунду задерживается на полоске голой кожи под топом, остро прокатывается выше и снова возвращается к цветам. Он слегка зависает, словно сбитый с программы уничтожения всего прекрасного, что я делаю, давая мне фору. Спешно выкидываю оставшиеся розы и сгребаю со стола хризантемы.

– Не получишь! – по-ребячески завожу я, ища взглядом белую ленту, которой они были обвязаны.

– Мы не будем дарить это, – тычет он пальцем в меня, нежно прижимающей потрепанный букет к груди.

– Ей понравится! У тебя напрочь отсутствует вкус!

– А у тебя мозги!

Ха! Придумал бы что-нибудь новенькое!

– Хватит собачиться, – доносится сбоку уставшее. Наверное от Ксюхи, стол которой, на ее беду, расположен между нашими с Шереметьевым, и которая вынуждена быть бесконечным буфером. – Пора идти поздравлять!