Стрелецкая казна

Насытившись, я расплатился и попросил комнату. Хозяин провел меня на второй этаж, и я, уже и не ожидая удачи, спросил на всякий случай — не видал ли он вчера девицу с парнем на лошадях.

— Как не видал — были, далеко за полдень, поели и дальше поскакали.

— Куда? — Мне даже спать расхотелось.

— Как куда? У нас дорога одна — они от Нижнего на Владимир ехали.

— Вот спасибочко за добрую весть.

Я бросил полушку медную хозяину, и тот словил ее в воздухе так ловко, что я поймал себя на мысли, что не прочь бросить еще одну лишь бы еще разок посмотреть на его трюкачество.

Ладно, можно поспать пару часов. Если я вышел на след, несколько часов ничего не решат. Все равно и они ночью спать будут. Да какое там спать — сейчас небось передыхают после очередной любовной схватки, а потом до полудня спать будут. С этой мыслью я и уснул.

А вот выбраться из постоялого двора оказалось затруднительно. Гостеприимный двор стоял на оживленном месте, и по дороге уже двигались повозки, скакали конные.

Позавтракав, я оседлал коня и рванул за беглецами.

Промелькнула деревушка с постоялым двором. Если беглецы не полные идиоты, то наверняка уже покинули постоялый двор, и вскоре я их должен догнать.

Минут через пятнадцать впереди показались два всадника. Наверное, беглецы. Я перегнал их и всмотрелся в лица. Похоже, они. Я спешился. Заметив меня, всадники пустили коней шагом. Остановившись в паре метров, всадник грозно бросил:

— Прочь с дороги, шпынь!

Я аж удивился — это я шпынь? Перевел взгляд на второго всадника — о, какая красавица! Щечки разрумянились, глазки сверкают. А лицом — вылитая мама.

Зашелестела сабля. Всадник с вызовом крикнул:

— Уйди с дороги, зарублю!

— Верни саблю в ножны, сосунок, тогда цел останешься, это ты тать бесчестный. Нехорошо девок у родителей умыкать.

Антонина густо покраснела и бросила отчаянный взгляд на боярина. В том, что это был он, я уже не сомневался. Боярин отважился на решительный поступок — взмахнул саблей, по я был настороже, ожидая чего-то подобного. Взмах кистенем — и сабля вылетела у него из руки, упала на землю. Я резко рванул боярина за ногу. Не ожидавший подвоха молодец грохнулся на землю.

Я схватил под уздцы лошадь купеческой дочки.

— Стоять! Не вынуждайте применять силу — хуже будет.

Но боярин, ослепленный яростью и пристыженный падением с лошади, бросился на меня. Отшвырнув удила, я сделал подсечку ногой и, когда он упал, врезал ему в глаз.

Антонина живо соскочила с лошади, кинулась к парню. Присев перед ним на колени, стала гладить ладошками по щекам.

— Илюшечка, очнись!

Левый глаз у парня набухал, вскоре появится синяк. Пока он не очухался, я расстегнул его ремень и связал ему руки. Подобрал его саблю, вернул ее в ножны. Нехорошо бросать саблю на дороге, хоть и дрянная была. Парень захлопал глазами, скривился от боли в подбитом глазу.

— Эй, тать! Ты кто? По какому такому праву боярина бить посмел?

— Какой ты боярин! Ты девку скрал, стало быть, тать ты, а не я. Перед княжьим судом объясняться будешь. А еще раз меня обзовешь — отхожу тебя по заднице вожжами. Понял?

Услышав про суд, парень замолчал, зато Антонина кинулась на меня коршуном и попробовала ногтями вцепиться в лицо. Увернувшись, я схватил ее за толстую косу, намотал на руку

— Будешь непотребство учинять — привяжу к лошади, сзади бежать будешь, пыль глотать.

— Да ты знаешь, холоп, чья я дочка?

— Знаю, меня папенька твой, Гаврила Лукич, за вами, голубками, самолично послал.

Девчонка сникла, а через пару минут предложила мне выкуп.

— Ну сколько тебе папенька денег даст? Я больше дам. Отпустишь? — Она стала срывать с себя золотые серьги, снимать цепочку.

— Жить-то на что будете, голубки? Боярин твой саблю в руках держать не может, ничего другого не умеет, кроме как девок портить. И на какие такие шиши вы кушать будете, где жить?

Девчонка посмотрела на боярина, ожидая поддержки. Но Илья прикинулся больным, прикрыл глаза. Я слегка пнул его сапогом.

— Хватит отлеживаться, дома заждались. Поднимайся. Илья с помощью Антонины поднялся.

— Садитесь на одну лошадь вдвоем и не дергайтесь — мигом догоню, и тогда пощады не ждите.

Веревкой я связал их между собой, сам сел на лошадь купеческой дочки, своего копя взял под уздцы; мы развернулись и тронулись в обратный путь. Илюшка оказался парнем капризным, и за три дня обратного пути чуть не довел меня до белого каления. То еда в харчевне была ему не по вкусу, то на полу спать жестко. А куда я его положу? Спали в одной комнате: Тоня на постели, мы с боярином — на полу, только у него руки были связаны. Спал я вполглаза, боясь, что голубки сговорятся, Тоня его развяжет, и вдвоем они меня сонного и прибьют.

Нет, обошлось. А перед Нижним боярин стал канючить:

— Отпусти хотя бы меня, Тоньку уж доставь отцу — небось, деньги за нее обещаны, а меня, скажи, не поймал.

— Это с какого перепугу я тебя отпустить должен? Напакостил — отвечай. Тебе что, дворовых девок мало? За кого теперь Гавриила Лукич ее, порченую, замуж отдаст? Кто из купцов разрешит сыну с ней венчаться? Ты о ней подумал? Заткнись, а то зубы повыбиваю.