Стрелецкая казна

— Иван, тебя это тоже касается. Купец нехотя вышел из комнаты. Лукерья тихонько постанывала. Я осторожно ощупал пострадавшую. На правой половине спины — разрыв кожи и кровотечение, живот вроде спокойный, вывих голеностопного сустава. Пока все не так уж и плохо. Кровит несильно, перевязка подождет. А вот если сустав не вправить сейчас, то потом это сделать будет сложнее.

— Луша, сейчас немного больно будет.

И не успела купчиха кивнуть, как я резко, с поворотом, дернул стопу. Щелкнуло, и стопа встала на место. Купчиха заорала. В комнату ворвался Иван.

— Иван, прошу — выйди.

Купец молча вышел, на скулах играли желваки, видно — переживал.

Теперь надо заняться раной. Я стянул с купчихи разорванную кофту. Разрыв колеи, длинный, но не глубокий. На столе стоял кувшин. Я взял его и понюхал — так и есть, вино. Обильно полил на рану, промывая ее. Еще не хватало заражения. По-хорошему рану надо зашивать, только где взять инструменты?

Я кликнул Ивана, попросил принести любую иглу и нитки. Через несколько минут слуга принес иголку и нить. Я налил вина в чашку, подождал немного, чтобы продезинфицировать и начал шить. Купчиха постанывала от боли, но крепилась.

— Больно ли?

— Терпимо.

Купчиха успокоилась и смотрела на меня с удивлением.

— Попробуй пошевелить ногой.

Лукерья сначала несмело пошевелила ногой.

— Двигается!

Она опасливо спустила ноги с лавки, села.

— Вот только ходить тебе несколько дней нельзя.

Лукерья вдруг застеснялась — ведь она была почти голая, только в юбке. Аппетитные груди при каждом движении тяжело колыхались. Славно, что лифчики придумают позже.

Купчиха прикрыла груди руками, позвала:

— Иван!

Купец явился сей миг — наверное, стоял за дверью. Увидев Лукерью сидящей, он остолбенел. Как же так? Только что он сам видел, как нога была вывернута в сторону, из раны лилась кровь, купчиха стонала от боли, и вот на тебе — сидит. От растерянности или чего другого Иван наконец рявкнул:

— Чего растелешилась? Одежа где? Лукерья показала на кофточку:

— Теперь ее только выкинуть.

Купец подошел к жене, наклонился, осмотрел, а затем и ощупал ногу. Покачав головой, поднялся, осмотрел спину. Нигде не кровит. Лукерья прислушалась к своим ощущениям.

— Болит терпимо.

Иван сорвал с головы картуз и бросил его на пол. От неожиданности мы с купчихой аж подскочили.

— Ничего не понимаю. Своими же глазами видел — нога вывернутая была. Как ее люди принесли, я уж думал — калекой хромоногой будет, ежели выживет! — И вдруг заорал: — На колени!

Я оторопел:

— Чего это он?

Но Иван и Лукерья бухнулись передо мной на колени, поклонились. Мне стало неловко — не князь я или боярин какой, чего уж так-то.

— Поднимись, Иван. А ты, Лукерья, ногу побереги — чего ж на колени грохаться? Не икона, чай, в церкви.

Оба поднялись. Иван бросился меня обнимать, Лукерья кликнула прислугу и велела нести одежду — не век же ей торчать в трапезной неодетой.

Иван от быстрого выздоровления жены аж прослезился.

— Господи, благодарю Тебя за чудесное исцеление жены моей руками Юрия! Сегодня же закажу благодарственный молебен в церкви.

Иван и Лукерья трижды перекрестились.

— Ты никак, Юрий, знахарь или колдуй.

— Окстись, Иван, ты меня давно знаешь — какой из меня колдун?

— То правда, что знаю давно и только добро от тебя видел, но и сделать такое ни одному лекарю не под силу. Не знаю уж, кто за твоей спиной стоит — ангел или диавол, но слово даю — моя честь в том порука, — что в трудный час можешь запросто ко мне: чем смогу помогу, рубаху последнюю сниму.

— Иван, Иван, остановись.

— И то правда. Эй, челядь! Где вы там? Радость у нас, Лукерья выздоровела! Все дела побоку, пить, гулять будем!

— Угомонись, Иван! Если хочешь — я не против, только позволь домой сходить, переодеться. Видишь — в рабочем я, да и рубаху в крови выпачкал, сменить надо.

— Да как это я не подумал — конечно! И половину свою драгоценную возьми. Пусть с нами радость разделит.

Я пошел домой, обдумывая дорогой, как это у меня так здорово получилось, а в доме купца забегала прислуга, из печей повалил дым. М-да, не одна курица или поросенок сегодня помрут не своей смертью.

Когда я вернулся к купцу — принаряженный, под ручку с Еленой, стол был уже накрыт, а хозяева встречали нас на крыльце, как дорогих гостей, с корцом медовухи в руках. Я отпил изрядно, передал жене. Прислуга под руки отвела нас в дом, оказывая тем самым знаки почтения. Не скрою — приятно ощущать внимание за труды свои.

Пир продолжался с перерывами на сои три дня. Чисто по-русски, гулять — так на всю катушку.

Вторым днем Иван попросил меня спеть, припомнив мое выступление на собственной свадьбе. Поскольку был я уже изрядно навеселе, ломаться не стал и полвечера, вспоминая подходящие песни, горланил. Жалко — инструментами никакими не владел, да и инструменты здесь были убогие — жалейка, балалайка, гудок. Не оркестр, одним словом. Некоторые песни просили повторить, и, запомнив припев, затем подпевали. Славно посидели. Хотя на следующий день я и проспал до полудня, голова была тяжелой.

А еще через день купец заявился ко мне вновь.

— Опять чего случилось? — испугался я.