Стреляешь в брата — убиваешь себя

Чутко прислушавшись к творящемуся за воротами и поняв по долетающим оттуда звукам, что основной вал мусульман миновал их дом и продвинулся далеко к противоположному концу деревни, Андрей рискнул отпустить Франю. Старушка тут же забилась в истерике, всхлипывая, заливаясь мелкими злыми слезами и отчаянно кусая губы. Он не обращал на это внимания, полностью выжатый и опустошенный происшедшим, пережитым страхом, чудесным спасением и увиденной запредельной жестокостью продемонстрированной еще совсем юным пареньком при полном одобрении старших. Он не помнил, сколько времени пробыл в тупой оцепенелой неподвижности, он мог бы так лежать еще много часов, радуясь, что наконец полностью отпала необходимость действовать, куда-то бежать, прятаться и спасаться. Он бы пролежал так целую вечность, укрытый от враждебных глаз густой тенью смородиновых кустов, если бы до него не долетел запах дыма. Сначала Андрей не обратил на него внимания, но по мере того, как дым густел, и в него вплетались неприятные химические нотки, он забеспокоился и, раздвинув колючие ветки, высунулся из зарослей, пытаясь разглядеть, что же горит. Дым мутно серыми клубами валил из окон первого этажа усадьбы, сочился через неплотно прикрытую грабителями дверь, кое-где в нем уже проблескивали искры и пока еще робкие язычки пламени.