Читаем Стреляешь в брата — убиваешь себя полностью

На вершине холма командир «джокеров» остановился. Отсюда разлегшееся в низине село было видно, как на ладони и казалось сонным и легко доступным, будто податливая и размякшая спросонья деревенская девка, раскинувшаяся ражим телом на теплой печи. Впечатление усиливал легкий утренний туман, скопившийся в низине, похожий на ажурную кисею прозрачного покрывала. Вот только вся эта доступная легкость была сплошной обманкой. Ну не верил достаточно повидавший уже на этой войне Роман, что живущие в селе бельмом на глазу впечатавшемся на хорватскую территорию сербы столь беспечны, что спокойно дрыхнут в этот ранний час в своих постелях, не выставив караулов и наблюдателей. Не бывает такого просто по определению, просто потому, что так не может быть никогда, слишком велика подобная невероятная удача, чтобы на нее рассчитывать. Три к одному, что местные «территориальцы», разбуженные засекшими приближение незнакомой машины часовыми, сейчас скрытно занимают свои заранее расписанные оборудованные и пристрелянные огневые точки вдоль крайних дворов села, готовясь к встрече незваных, а значит враждебных, гостей. Так уж повелось здесь с недавнего времени, что всякий забредший на огонек путник — враг, не ждут от него ничего хорошего и добро, если не продырявят на дальних подступах из снайперки, даже не поинтересовавшись целью визита, а просто выгонят взашей, чтобы не шастал в окрестностях, прицел не застил. Требовательно протянув руку назад и сделав нетерпеливое хватательное движение пальцами в воздухе, Роман почувствовал, как в ладонь ему легло еще теплое приятно гладкое на ощупь цевье СВД. Ничего говорить не требовалось, Дракула понимал его с полужеста. Иногда командир «джокеров» всерьез задумывался, а не обладает ли его неразлучная тень телепатическими способностями. Настолько невероятным порой было это его умение понимать все без слов и мгновенно действовать, будто считывая напрямую из командирской головы еще даже не полностью оформившиеся мысли.

Оптический прицел изрядно сузил поле зрения, зато намного приблизил тонущие в туманной завесе домики. Гарантированно различить движения «территориальцев» с такого расстояния вряд ли представлялось возможным, но кое-какие достаточно много говорящие опытному взгляду детали уловить все-таки удалось. К примеру, начатые, да так и заброшенные, толком не отрытыми, по извечному местному разгильдяйству траншеи, заделанные чем-то светло-белым, вроде мешков с песком окна крайнего дома — наверняка огневая точка, да еще странное сооружение вроде невысокой башенки из бетона с плоской крышей, что-то вроде дота, похоже оставшееся еще со Второй Мировой… Худшие предположения подтверждались, за просто так никто не станет превращать жилой дом в укрепленный бункер. Верняком там расположена огневая точка местной территориальной обороны, вторая, скорее всего в старом доте, уж больно удобным получается в этом случае перекрытие секторов обстрела надежно держащих под прицелом и ползущую к селу дорогу и всю луговину, открывающую подступы с этой стороны. Эти два узла обороны, скорее всего, оборудованы пулеметами, а служащие слабым, но все же укрытием недорытые траншеи вполне уместят пару десятков бойцов с легким стрелковым, что в плюс к пулеметам позволит гарантированно отразить неподержанную броней атаку стрелковой роты, а то и целого батальона. Да, дела… Значит с ходу атаковать и взять село? Ну-ну…

Перейти на страницу:

Все книги серии Афган. Пылающие страны. Локальные войны

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее