Стреляй, я уже мертв (ЛП)

Вади решил навестить своих бывших учителей из британской школы Сент-Джордж. Они встретили его с большой теплотой, зная, что во время войны он сражался на их стороне. Вади спросил, где он может найти работу учителя. Один из бывших его наставников, суровый мистер Браун, пообещал рекомендовать его одному монаху-францисканцу, открывшему школу для арабских детей, родители которых не имели средств, чтобы дать детям достойное образование.

— Этот монах — хороший человек, — убежденно заявил мистер Браун. — Хотя, конечно, мечтатель. Его школа существует исключительно благодаря пожертвованиям. Вы частенько можете увидеть его на улицах Старого города с жестянкой на шее, в которую он собирает милостыню для своей школы.

Мухаммед не хотел разочаровывать сына, когда тот получил рекомендательное письмо от мистера Брауна, ведь он так гордился. Сам Мухаммед уже был наслышан о безумном монахе, обосновавшемся в нескольких десятках метров от Дамаскских ворот, где оборудовал под школу старый заброшенный склад. Склад принадлежал Омару Салему, тот любезно согласился предоставить его настырному монаху, который твердо вознамерился обучать бедных детей. Омару Салему совсем не нравилось, что христианин будет обучать мусульманских детей, но монах заверил его, что вовсе не собирается обращать детей в христианство, а хочет лишь научить их читать и писать. В итоге Омар Салем успокоился и согласился уступить ему склад.

— Вот видишь, ты не хотел просить помощи у Омара Салема, а судьба все равно привела тебя к нему, — сказал сыну Мухаммед.

С восходом солнца Вади пришел в школу монаха и с первого взгляда понял, что хочет работать только здесь и больше нигде.

Он застал брата Августина с метлой в руках: монах подметал пол. Ему было не более сорока лет — высокий, худой, но крепкий мужчина. Поприветствовав монаха, Вади протянул ему письмо мистера Брауна, которое брат Августин тут же распечатал и принялся читать.

— Итак, вы хотите работать... — протянул он наконец. — Мне бы хотелось, чтобы вы остались, но дело в том, что это не настоящая школа, а просто место, где учатся читать и писать. Омар Салем подарил нам школьную доску и даже пожертвовал два ковра, чтобы дети могли сидеть на полу. Пожертвований хватает только на тетради и карандаши, так что едва ли вы как учитель можете рассчитывать на то жалованье, какого, безусловно, заслуживаете.

— Я не нуждаюсь в деньгах, — ответил Вади.

— Если б вы знали, каких усилий мне стоит сохранить эту школу, — вздохнул брат Августин. — Да, мне очень нужен хороший учитель, но я не могу себе позволить злоупотреблять вашей добротой. Вы еще молоды, когда-нибудь у вас будут жена и дети, которых вы должны будете содержать, и скажу честно: здесь вы и на хлеб не заработаете.

Но Вади не желал отступать, и монаху в конце концов пришлось согласиться принять его на испытательный срок.

— Хорошо, — сказал он. — Вот вам моя рука, а там решим.

Вскоре начали приходить дети — в разное время, кому как захотелось. Некоторые из детей не пробыли в школе и часа, другие задержались подольше. Порой раздавались крики матерей, звавших детей домой, и тогда очередной малыш немедленно вставал и, даже не попрощавшись, бежал на зов.

Вади занялся самыми маленькими детишками лет шести-семи, восхищенно наблюдавшими, как пишут старшие. Сами они были еще слишком малы, и брат Августин едва обращал на них внимание, лишь дал каждому бумагу и карандаш, позволив выписывать любые каракули, пока он занимается со старшими.

Прошло довольно много времени, прежде чем Вади удалось обучить малышей нескольким буквам, хотя они внимали ему с удовольствием.

Ближе к полудню брат Августин разделил между детьми лепешку и головку сыра.

Детям позволили немного отдохнуть, размять ноги и слегка подкрепиться немудреной снедью.

— Здесь поблизости есть пекарня, которую держит один добрый человек; он дает мне иногда пару лепешек для детей. Сегодня нам как раз повезло. А сыр делают монашки. Так что детишки сегодня смогут заморить червячка.

К двум часам пополудни в школе не осталось никого из детей. Брат Августин занялся уборкой: малыши оставили после себя изрядный беспорядок. Вади охотно помог монаху убираться. Когда они закончили, брат Августин посмотрел на него с благодарностью.

— Могу я вернуться завтра? — спросил Вади, затаив дыхание, ожидая ответа.

— Я даже не знаю, как вас благодарить... Мне бы не хотелось злоупотреблять вашей добротой. Вы так молоды...

— Я могу помочь собрать средства для школы, их нужно не так уж много. Сюда приходят только арабские дети?

— Есть несколько христиан, но ни одного еврея. Единственное, чего я хочу — чтобы несчастные дети имели возможность научиться читать и писать. На большее я и не рассчитываю, потому что просто не могу им дать.