Стреляй, я уже мертв

— Можешь мне поверить, я на вашей стороне, — ответил брат Августин. — Однако это не мешает мне смотреть на вещи реально. В ваших силах не допустить войны, которая никому ничего не даст, кроме новых страданий. Развязать войну было бы роковой ошибкой.

В словах брата Августина не прозвучало ни тени надежды.

— В таком случае, позволь нам совершить эту ошибку, — бросил Рами, поднялся и направился к двери.

Вади схватил его за плечо, пытаясь задержать.

— Мы с тобой знали, что так и будет, — напомнил он. — Но мы все равно решили провести этот вечер вместе с Изекиилем и Беном. Поверь, мне сейчас так же тошно, как и тебе, но мы не должны терять голову. Монах прав, наши лидеры отказались отправить в ООН своих делегатов, а евреи сумели их убедить, что правда на их стороне.

Рами снова сел. Бен и Изекииль не двинулись с места, а монах вернулся к своим спутникам. В этот вечер все жители Иерусалима, да что там — всей Палестины — плакали в голос: одни от радости, другие — от горя.

— Американцы нас предали, — объявил Мухаммед, радуясь, что хоть кого-то может обвинить в своем разочаровании. Как и многие другие палестинские арабы, он надеялся, что президент Труман пойдет по стопам прежнего президента, Вильсона, который всегда защищал интересы арабов.

— Мы одиноки, отец, как всегда, — ответил Вади, который едва смог дождаться встречи с отцом, чтобы обсудить с ним голосование ООН. — Американцы, как и британцы, отстаивают свои интересы. Так что не стоит оглядываться на других, ожидая, что кто-то захочет нас защитить. Мы должны защищаться сами.

— Юсуф сейчас в доме Омара Салема. Они нас ждут.

— Уже поздно, отец, — Вади чувствовал себя очень уставшим, а завтра ему предстояло рано вставать, чтобы с самого утра быть в школе.

— Ты сам-то веришь, что кто-нибудь сможет уснуть в эту ночь? — усмехнулся Мухаммед.

— И что мы там будем делать? — спросил Вади. — Болтать и спорить, спорить и болтать... Я уже устал от этих бесконечных споров, которые все равно ни к чему не ведут.

— Если мы не придем, они обидятся.

— Лучше бы ты пошел туда один, не дожидайся меня. У меня совершенно нет настроения туда идти... Если хочешь, я, конечно, пойду, но не проси меня оставаться там слишком долго. Уже поздно, и что бы там ни решила ООН, завтра утром мне надо быть в школе.

Мухаммед не стал настаивать и отправился к Омару Салему один; но, вернувшись домой, он нашел Вади по-прежнему сидящим на кухне с чашкой кофе в руке.

— Ты прав, отец, этой ночью никто не спит.

После этой ночи на 29 ноября 1947 года не могло быть и речи о том, чтобы между двумя общинами возродился мир.

Вади уже был в школе, когда пришел брат Августин. Монах выглядел убитым.

— Будет война, — приговорил он, не сводя взгляда с Вади, который в это время писал на доске короткие фразы, чтобы дети их переписали.

— Я знаю, — хмуро ответил Вади.

— Во всем виновато министерство иностранных дел, — вздохнул монах. — Хотя многие британские солдаты на стороне арабов, приказ есть приказ.

Вади молча кивнул, продолжая писать на доске. Дети зашумели, взрослые заразили их беспокойством, царящем в Иерусалиме и во всей Палестине.

— В полдень придет Аниса, — сообщил он. — Вдова, живущая на дороге в Вифлеем, почувствовала себя хуже. Врач говорит, что ей осталось недолго жить, и прописал ей обезболивающие уколы. Делать их будет Аниса. Ты можешь подбросить ее на машине до дома этой вдовы, перед тем как отправишься в типографию мистера Мура?

Аниса появилась позднее, чем ее ждали, что вовсе не улучшило настроения Вади.

— Брат Августин попросил, чтобы я отвез тебя в дом той вдовы из-под Вифлеема, — сказал он сухо.

— Прости, что опоздала, сегодня в больнице было слишком много народу, — извинилась она. — Я говорила с лечащим врачом этой вдовы, и он сказал, что жить ей осталось от силы несколько дней. Бедная женщина!

Когда они добрались до дома вдовы, их встретила соседка.

— У нее страшные боли, — сказала женщина. — И отказывается от еды.

Вади едва смог дождаться, когда Аниса сделает больной укол. Когда они наконец покинули ее дом, Аниса вдруг положила руку ему на плечо, побуждая сбавить шаг, чтобы поговорить.

— Я так же возмущена решением ООН, как и ты, — сказала она. — У нас собираются отнять полстраны, и я сделаю все возможное, чтобы не допустить этого.

— Мы будем сражаться и неизбежно проиграем войну, потому что ООН не намерена отступать. Евреи уже одержали свою главную победу.

— Ты совсем не веришь в наши силы? — спросила она. — Не веришь, что мы сможем победить?

— Аниса, я тебе уже говорил, мы делаем все, что можем, но ООН не пересилишь.

— Почему ты настроен так пессимистично? — спросила она. — Или ты думаешь, что евреи умнее и лучше нас? Конечно, мы сможем их победить.

— Они не лучше нас, но готовы драться за каждую пядь земли — даже ценой собственной жизни. Им нужен собственный дом — пусть небольшой, но свой, место, откуда их никто и никогда не прогонит. Именно такое место они обрели здесь.

— Как ты можешь так говорить? — Аниса была прямо-таки шокирована словами Вади. — Или ты на их стороне?