Стрелка

Разворачивался на пяточке и ловил следующего. Если левым… то, лучше уколом в его щит. Остриё «огрызка» пробивает доску, сам клинок дальше не идёт, но позволяет толкать его щит в бок, от меня ещё левее и выше. Топором в правой, через собственный щит… он меня не достаёт. А левый бок его… — открывается.

Медики говорят, что с этой стороны брюшины — ничего интересного нет. Наверное, правильно говорят — я особо не присматривался. Но кровь — хлыщет.

Когда-то я, показывая свой оригинальный щит с переделанными креплениями Якову в Пердуновке, проталкивал его руку щитом и заставлял развернуться ко мне открытым боком. Оказывается, аналогичный приём возможен и при использовании вражеского щита. Только щит должен быть лёгким, деревянным, «угол атаки» остриём — правильным, а противник — атакующим. Набегающих разворачивать легче, чем стоящих.

В промежутках между тыканьем «огрызками», я ухитрился поклониться. «Ой ты мать сыра земля…» — до земли. На одной ноге. Поскольку другая пинала щит. А не фиг ко мне со спины подкрадываться! Щит, вместе с его хозяином, унесло шагов на пять.

И врубить сапогом другому. Очень удачно попал под коленку чуть выше онучей. У меня сапоги кованные, а солдат без сапог… Так, это я уже говорил.

Все эти «танцы на месте» должны были бы быстро кончиться грустным для меня образом, но… лесовики.

Попёрли бы они втроём в ряд на меня разом — фиг бы я чего сделал. Но у охотников срабатывают навыки охоты на крупного зверя: один — тычет в морду, зверь дёргается, «подставляется». Тогда другой — бьёт копьём сбоку между рёбер. Спереди, в лоб — что медведя, что кабана — не пробить.

Похоже на тактику дуэта против одиночки: первый провоцирует и защищается — «защитник», второй обходит сзади или сбоку и бьёт — «боец».

Но я же — не кабан или медведь! Я же человек! Я же это знаю! Опережаю одного, ловлю на «огрызки» другого. А синхронного, одновременного удара с разных сторон — у охотников нет.

В запредельный, рвущий уши ор вокруг вдруг ворвалась новая нота. Кто-то совершенно истерично завизжал на русском матерном:

– Ура-а-а-а-ля-а-а-а…!

Тоненький голос хрюкнул и оборвался, но тут же дополнился более низким и более… разнообразным:

– Куда?! Е. ть! Вперёд! Нах…! Все! Мать… Говноеды обосравшиеся! Уперёд! Е…ть! Твою… Разъе…ть тебя Богородицей!

Последнее показалось мне несколько странным. С точки зрения характерного набора гендерных признаков.

Но сразу разобраться не удалось: один из пострадавших противников, валявшихся под ногами с распоротым брюхом, придерживая левой рукой вываливающиеся кишки, полз к Сухану. Подтягивая за собой другой рукой топор. Как связку гранат под вражеский танк.

Безвестного героя пришлось останавливать, наступив на его топор и проведя лезвием по шее.

Молодой безбородый парень завалился на спину, уставился в небо двумя широко распахнутыми ртами: где обычно и поперёк шеи. Кровь выплёскивала из обоих. Но — по разному.

Глава 329

Наша хоругвь пошла вперёд вслед за выскочившим Лазарем и под командой Резана. Прямо в этот момент нашего стягоносца с той стороны, с открытого правого фланга, зарубил топором какой-то молодой здоровый мордвин. Которому Лазарь тут же отсёк саблей руку с топором.

С другой стороны в толпу мордвы врубились двое. Шух с Божедаром. Парни интенсивно отмахивались саблями, а вокруг густо клубилась мордовцы.

По всему полчищу, по всей линии хоругвей кипела схватка. Особенно сильно сеча шла во впадине русской линии между двумя «ягодицами» нашего строя, там, где чуть отодвинутая от края овраг блестела золотом поднятая на высоком помосте икона Богородицы и торчали хоругви Владимирского городского полка. Ещё левее, где полоса леса вдоль оврагов за нашей спиной, смыкалась с лесом по «Гребешку» шёл конный бой — видны были белые халаты белых булгар.

Тут мне стало не до… рекогносцировки: вокруг нас чудаки с копьями и топорами как-то рассосались. А в десяти шагах вдруг образовалось десяток-два-три… фиг посчитаешь… с луками.

Они, факеншит уелбантуренный, в нас стрелять собираются! Толпой! Залпом! Или ещё чем… А меня щита нет! На нём дохлый придурок разлегся.

Ребята! Я не готов! Я не одет! Стоп зе файя! Нихт шиссен! Доннер веттер! Лож в зад!

И я побежал к стрелкам. А куда ещё?!

Всё-таки некоторые из них успели. В смысле — пустить стрелы. Потому что две я сшиб на бегу «огрызками». Как Эрик на «божьем поле» отбивал мои «штычки». Ещё одна стукнула меня по шлему и одна застряла в поле кафтана.

Боевое ранение! Мать… Оказывается, у них есть типа бронебойные — с длинным шильцем-наконечником. Застряла и колется.

Остальные тоже успели. Убежать.

Вот же ж гады: бегут и оглядываются! А наложенные на луки стрелы — не снимают! Чуть встану — они развернуться и с трёх-пяти шагов…

Я истошно орал — чисто для их страху. И для собственной храбрости. И бежал за ними следом. Чтобы они из меня своими оперёнными — не сделали пернатого ёжика.

Двоих распластал топорами Сухан. Двоих догнал я.

А куда их колоть-то?! Добивание убегающего противника мы не проходили!