Стрелка

Как вступился Мстислав Удатный за свою дочь Феодосию — мать Александра Невского, изнемогающую от обид, чинимых ей наложницами мужа. Не за факт наличия гарема, не за невнимание и обиды от неверного мужа, но — за утеснения именно от наложниц. Что и привело к катастрофе — к взаимному уничтожению Залесских ратей в Липецкой битве. Около десяти тысяч убитых только с одной стороны.

Мда… Бабы — они такие… Мервяков — штабелями…

История с убийством «Синей бороды» — маршала Франции барона Жиля де Рэ братьями его жены — совсем другая история. Её просто не было.

* * *

Резан оказался прав: после долгого расспроса ярыжка княжеский заставил нас отволочить покойников к ближайшей церкви, выкопать могилы, прослушать отпевание и всё закопать. Вытащить вбитый в женщину кол мы не смогли, так и похоронили.

История эта добавила мне негативной репутации. И в самой хоругви — ребята были отнюдь не рады выпавшим на их долю трудовым подвигам, и в караване вообще:

– Пришлец-то смоленский… по ночам не спит, бегает чегой-то по лесу… а потом упокойники всплывают… свят-свят-свят…

Я ещё ничего «попадёвого» не делал, просто пытался поддерживать себя в форме. Но само по себе моё существование, жизнь в привычном для меня темпе, вызывал в русском воинстве проблемы. Которые приводили к появлению недругов, в этот раз — каких-то незнакомых мне бояр Дворковичей.

Подобно прежним местам моего обитания — в Смоленске, в Елно, в Пердуновке — вокруг меня сплетались новые паутинки мира. Отношения с новыми для меня людьми.

Всё это уже бывало, некоторые вещи я понимал заранее и старался их избежать. Но, увы — вроде бы и опыт уже есть, а всё равно — создавал себе недругов, даже не желая того. Просто фактом своего присутствия.

* * *

На другой день встали возле городка Кснятин. Ещё одна памятка от Долгорукого. Тоже выжжен Изей Блескучим, Ростиком, новогородцами… И славными смоленскими стрелками моего Акима — в том числе. За прошедшие 17 лет отстроился, поднялся. Потом его сожгут новогородцы, вобьют в грязь татары, свои князья делить будут до пустого места… Он будет каждый раз подниматься. Пока в 1939 земляные укрепления и древнее городище не уйдёт под воду водохранилища.

А пока нас в версте от того городища на городском выгоне поставили. Купцы наши гуляют — песни «провожальные» поют.

У Кснятина в Волгу впадает Нерль. Рек с таким названием — две. Есть — Нерль Волжская, есть — Клязьменская. Две Нерли — из важнейших транспортных путей нынешнего времени.

Нерль Волжская вытекает из озера Сомнино, связанного рекой Ваксой со знаменитым Плещеевым озером. Есть волок из Нерли Волжской от Плещеева озера около села Княжево в реку Моса, приток Нерли Клязьменской. Далее лодейки бегут в Клязьму, Оку и выходят на Волгу.

Или — не выходят: нынче эмир пути запер — свой Бряхимов на Окской Стрелке поставил.

Путь по Нерлям — короче собственно Волжского. Но князь ведёт караван по Волге. Не весь — часть купцов сворачивают, пойдут прямиком к Суздалю да Владимиру.

* * *

Купцы гуляют, а нас к князю позвали. Только мы воды нагрели, только намылились… прибежал отрок княжеский:

– К государю! Князю Тверскому! Володше свет Васильковичу! Спешно! Обоим бояричам!

Морда гнусная, сальная, глаза вороватые, сам на месте приплясывает… Как бы не спёр чего. Деваться некуда — вытерлись наскоро да пошли.

Князь с ближниками на посадниковом дворе встал. В тепле, на мягких постелях… Я не завидую: начальству должно быть хорошо — тогда оно не так злобится.

На дворе — гулянка идёт, девки хороводы водят, мужики комаринского выламают… Старается народишко — богатый гость пришёл. Может, расщедрится, сыпанёт златом-серебром?

Подвели к этому Володше. Лазарь аж трясётся весь:

– Сам! Князь! Государь!

А мне… что я, князей не видал? Да я с Ромиком — вот как сейчас стоял! А он не какой-то там князь подручный, а настоящий, «светлый». А если самое начало вспоминать, казнь на Волчанке, так и самого Великого Киевского Князя Ростислава свет Мстиславовича — лицезрел.

Володша, молодой парень лет 20, невысокий, чуть оплывший, слегка поддатый, расспросы расспрашивает. Сперва Лазаря: как дела, поздорову ли матушка оставалася, нет ли убыли в хоругви, как с припасами да не течёт ли лодейка.

Лазарь весь в энтузиазме. Сплошной «яволь гер оберст». Каблуками не щёлкает исключительно от неумения. Грудь — колесом, глазами — начальство ест. Я бы даже сказал — жрёт не прожёвывая.

Потом за меня взялись: