Стрелочники истории. Дилогия (СИ)

Танк благополучно проехал три четверти пути и вынырнул на основную магистраль, на которой закрепился противник, вроде как замыкающий танковой колонны, хотя немецкие танки успели уйти далеко вперед. Впрочем, перед лесом с огрызающимися партизанами танки приостановились. Один, вырвавшийся слишком далеко вперед, горел – его подбил партизан из ПТУРСа. Потому остальные не спешили лезть на рожон, в надежде, что полицаи все же поднимутся в атаку, и пока лишь поддерживали огнем. Однако и полицаи не торопились. Кому охота вскакивать во весь рост, если из леса то и дело бьют пулеметы.

Партизанский танк не спеша, без суеты, вышел на удобную позицию, спрятавшись за холмик. Наводчик прицелился и понеслось. Два выстрела и к подбитому из ПТУРСа, добавились еще два. Командир последнего немецкого танка уловил атаку постороннего, успел выскочить из под обстрела. Следующие два выстрела ушли в пустоту. Немецкий наводчик тоже промахнулся – снаряд попал в холм, за которым прятался партизан. Но вторым выстрелом он вполне мог и попасть в башню, торчавшую над холмом, поэтому партизан принял решение рвануть в сторону, уходя с линии прицела. Увы, не повезло, немецкий наводчик оказался шустрее, а может сообразил – в какую сторону рванет поединщик, и едва трофейный танк выскочил из-за холма – получил снаряд в бок. Однако, немец тоже не долго радовался, прилетевший из леса ПТУРС поставил точку на его карьере.

В этот момент сзади донеслось многоголосое «Ур-р-ра-а!». Партизанская армия смяла малочисленный кордон, с ходу атаковала пушки, повернутые в противоположную сторону, и понеслась на врага. Противник, зажатый между двух огней, моментально подсчитал, что партизан намного больше, и заметался, не зная, что предпринять. Первыми опомнились полицаи и «союзники», они кинулись в стороны, стараясь спрятаться в лесу. Немцы же залегли и попытались организовать оборону. Но тщетно. К тому же у партизан оказались две трофейные пушки, развернутые в нужную сторону, с кучей снарядов. Силы слишком не равны. Спустя час все было кончено. Даже от разбежавшихся полицаев, прибалтов и финнов остались «рожки да ножки». Залогин не зря «обзванивал» окрестные отряды – место предполагаемого боя обложили очень плотно.

К 11 часам вечера залогинцы похоронили убитых, в том числе героических танкистов, заминировали подбитые танки и бронетранспортеры, и тронулись в первый рейд по лесам, мимо Вилейки и Молодечно.

Одну пушку пришлось подорвать – тащить было не на чем, а вторую прицепили к трофейному Ганомагу и батальон прикрытия, а добровольцев набралось на батальон, потащил ее к «партизанской железной дороге».

Немецкое командование опять принялось собирать все силы: выгребать остатки полицаев, собирать войска, находящиеся на отдыхе, гнать маршевые роты, пришлось даже снять с фронта танковый полк. Однако узкая полоса насыпи, окруженная со всех сторон непроходимыми лесами и болотами, позволила отряду прикрытия сдерживать немцев на протяжении десяти дней. Большинство гражданских успели за это время проскочить в Силур. Хотя защитники понесли огромные потери, половина из них была похоронена на пути отступления, много раненых. Оба бронепоезда разбиты авиацией, не доехав до точки назначения каких-то тридцати километров, хотя основную работу они успели сделать – на насыпи остались сгоревшие немецкие танки, искореженные самолеты и трупы людей в шинелях мышиного цвета. Просто для орудий закончились снаряды.

Торжок, октябрь 1237 года (зазимник 6746 год)

Во дворе перед теремом Афанасьева перехватил тиун Борислав, снял шапку, поклонился и спросил:

– Княже, когда в полюдье поедем? Вересень заканчивается, давно пора.

– Куда ехать? Зачем? – удивился подполковник.

– По княжеству, по деревням вашим – в полюдье. Урожай убрали, нужно налоги собрать да по хозяйски глянуть: везде ли порядок, сколько зерна и репы собрали, как озимые посеяли, сколько скотины и птицы вес нагуляло, сколько сена заготовили, нет ли людей приблудных, не слышно ли о татях лесных, волках али иных бедах. Старостам наказ дать, себя показать. Коли смерды господина долго не видят, мысли у них дурные появиться могут. Что руки над ними нет, что ослаб князь, что на защиту его надежды нет более, а волю его можно не исполнять. Опять же споры рассудить, что за лето накопились, с мужиками уговориться, коли не так что идет.

– А бояре, разве, не все на двор свезли? Я ж видел, как ты у Якима Влунковича, Глеба Борисовича и других подводы принимал и ругался за недоимки.

– Не, бояре свой налог свезли, а вам, княже, нужно ехать по своим деревням и весям.

– Ишь ты… И много таких свободных земель?

– Хватает. Поедем, сами посмотрите.

– Понятно. Нужно будет этой весной на свободные земли своих взводных и ротных посадить, пусть за урожай у них голова болит.

– Боярами поставите?

– Ха-ха-ха! Бояре! Лейтенант Семецкий, хочешь боярином стать?

– Никак нет, товарищ подполковник.

– А что так? Будешь боярином, наденешь шубу с длинными рукавами, отрастишь живот, отпустишь бороду до колен и вообще.