Степные лошадки, несмотря на яростное нахлестывание седоками, не могли оторваться от преследующей их техники. Более того, уже через десяток километров коняшки начали массово валиться от усталости. Танки, наступая широким фронтом, давили гусеницами и лошадей, и наездников. Пушки стреляли редко, только по далеко оторвавшимся степняками, чтоб те не слишком спешили. В этой бойне из всей монгольской тысячи уцелели лишь те немногие, кто догадался вовремя свернуть в лес, спешиться и затеряться среди деревьев. Да еще кучка, метнувшаяся на юг, улизнула не слишком потрепанной – дорога, петляющая по густому лесу, оказалась «не по зубам» немецким вездеходам. Через километр шедшая впереди машина, не вписалась в поворот, зацепив углом столетний дубок. Но накатанному снегу машину развернуло и она застряла, подпираемая сзади и спереди развесистыми дубами. Все потуги молодого водилы вывернуть машину из ловушки привели лишь к обратному эффекту: Ганомаг выбрал последние свободные сантиметры и прочно заклинился между стволами.
Водила выскочил на улицу, обошел свою технику, почесывая затылок.
– Либо пилить, либо тащить вбок. – выдал он свое заключение.
Наружу посыпались и остальные бойцы. Общее мнение сошлось на том, что тащить вторым Ганомагом будет проще и быстрее, чем пилить дерево. Сказано – сделано. Подогнали второй вездеход, к форкопу на заднице прицепили трос, дернули. Машина с третьей попытки выползла из ловушки, потеряв по дороге одну из гусениц. Когда, наконец-то, починились и техника приготовилась к маршу – преследовать стало некого. Остатки убегающих всадников рассеялись по лесу в разных направлениях. Да и среди бойцов оказались раненые – открытая сверху немецкая бронетехника не спасала от навесной стрельбы отступающих степняков.
Поздно вечером, обе роты съехались на прежнее место, подсчитали потери, боеприпасы. Убитых не было, зато имелись раненые, включая двоих тяжелых. Полсотни полонян, отогревавшихся у костров – они успели одеться, содрав одежду с побитых степняков, собрали приличный табун лошадей и тоже не спешили расходится – идти им было некуда. Все просились взять их с собой в Торжокское княжество, чувствуя, что там буде безопаснее всего.
Ярошенко связался по рации с другими подразделениями. Командир артиллеристов, стоящих на Проне, Игорь Андреев отозвался сразу. У него пока все было в порядке, противник количеством до 10 тысяч всадников разбил лагерь на ночевку в одном переходе от той части реки, где был намечен обстрел противника. А на батарею вышли остатки пронских и рязанских дружин во главе с князем Всеволодом Михайловичем общим числом под три сотни витязей, правда, среди них почти треть – раненые. С Афанасьевым связаться не удалось, точнее, радист из Рязани пояснил – у подполковника сегодня свадьба и в данный момент он с невестой венчается в церкви, будет на связи через час-два. Через оставшегося в Торжке комендантом Семецкого доложились Шибалину. Валерий Петрович предложил эвакуировать оба сгоревших танка и раненых в силур, для чего один грузовик в сопровождении пары танков охранения и пары в качестве тягачей подогнать по водоразделу поближе к зоне устойчивой работы портала. Заодно пополнить боеприпас и горючее. По мнению штаба, танкистам следует разделиться: одна танковая рота должна будет преследовать монгольские войска, ушедшие по Тырнице, а второй выступить в поддержку батареи лейтенанта Андреева. Впрочем, по любому сначала следует доложиться Афанасьеву – вдруг у него и рязанских князей иные планы? Что делать с полонянами Шибалин не знал, сославшись на Афанасьева, мол – как объявится, так пусть сам и решает.
Неизвестно где, начало декабря силурийского периода палеозойской эры