Стрелок

Город лежал в руинах. Серый туман из пыли и праха забивал нос, укрывал сизым покрывалом рухнувшие высотки. Отовсюду торчали обломки труб и остовов зданий. Дома превратились в груды камней и железа. Асфальт выворочен, машины сгорели. Над улицами клубился черный дым, каким-то чудом не слившийся воедино с пылью и пеплом. Кое-где рвалось рыжее пламя. Отовсюду доносились крики ужаса и боли.

А черное небо заполонили громадные твари, убивающие все живое на своем пути. серые, как туман, они лавировали между развалинами и взмывали вверх с телами в лапах. Падальщики. Но были и те, что держались особняком. Полулюди-полуптицы. Фураны, черными тенями скользящие по улицам разрушенного города. повсюду валялись мертвые. Изуродованные, обглоданные, растерзанные. Больше не люди и даже не трупы. Даже гибель Варденхейма была не такой жуткой.

Я передернула плечами. По щекам скатились слезы. Макс обнял меня крыльями, будто отгораживая от всех ужасов, что я видела. Крепче прижал к себе. Я уткнулась носом в его плечо и зарыдала.

— Тшш, — он гладил меня по волосам и баюкал, как маленькую. — Такая взрослая, а такая…

— Какая? — я отодвинулась от него на расстояние его вытянутых рук, нахмурилась. Он воспринимал меня, как маленькую. Маленькое беззащитное существо — вот кто я для него. я сощурилась, стиснула зубы и дернулась в его руках.

Макс печально покачал головой, но меня отпустил. Я отвернулась от него.

— Глупая, — бросил он мне в спину.

— Ты повторяешься, — усмехнулась я, вспомнив время, проведенное в Волчьей лощине. В мгновение стало жарко. И сердце гулко застучало в груди, набирая скорость. Я обхватила себя руками, пытаясь унять внезапно накатившую дрожь. Мне не было холодно, я сгорала внутри. И от этого огня было единственное спасение…

Наверное, Макс почувствовал. Резко развернул меня лицом к себе и поцеловал. На его губах остался вкус кофе и пепла. В его поцелуе — страсть и отчаяние. И я плавилась в его объятиях. Сходила с ума. И в который раз за этот вечер я мечтала, чтобы время остановилось. Но оно было неумолимым. И не оставляло выбора. Собрав все свои силы, я оторвалась от таких желанных губ.

— Уходи, — прохрипела, переводя дыхание. — И малыша спрячь. Пожалуйста. Он…он не должен пострадать…

Макс посмотрел ошалело. И крылья спрятал. Надеялся, что я сдамся? Если бы я могла…

Он обхватил мой подбородок, слегка приподнял и заглянул мне в глаза. Что он там увидел — я могла только догадываться. Но мрачно кивнул и отступил в глубь комнаты. Воздух вокруг него заискрился. Под потолком зароились снежинки. А из пепла на полу по его ногам потянулись голубые нити. Они сплетались

в причудливые узоры, обрастали снежинками, становясь похожими на ледяные кораллы. Они хрустели, сливаясь в единое целое. Свивали в центре комнаты ледяную арку. Макс стоял ко мне спиной. Сквозь черный плащ пробивались серые крылья, стающие темнее ночи с каждым ударом сердца, а на поясе блестел лук, показавшийся знакомым.

Когда он успел так преобразиться? Я ничего не заметила. А он больше не смотрел на меня. В полном молчании подошел к дивану, взял на руки младенца. Тот сонно улыбнулся. Сосредоточенно Макс привязал ребенка к груди ремнями, застегнул плащ, оставив видной лишь русую головку.

Перед самым порталом он остановился.

— Завтра в полночь на нашем месте. Я приду за тобой.

И шагнул в ледяное сияние. Вдох-выдох. И голубая арка портала просыпалась на пол ледяной крошкой. Снова стало темно. А я вдруг поняла, что только что упустила Стрелка.

Часть 7. Без рассвета

Клим и Каролина.

Сейчас.

Когда постучали в третий раз, Каролина, едва дыша, стояла у двери с пистолетом в руке и прислушивалась к шорохам снаружи.

Собаки не лаяли, разговоров не слышно, значит либо ночные гости ушли, либо гость был один. В гостиной часы пробили четыре удара. Лина дрогнула, а за дверью прошептали: Алинка, пожалуйста, открой. Мне очень плохо….

Голос, несомненно, мужской, казался Каролине до одури знакомым. Но мысль о том, что сейчас за дверью стоит Клим, который должен находиться на другом конце континента, граничила с фантастикой. И все же вибрирующий тенор с ярко выраженным акцентом мог принадлежать только Климу. Первой и единственной мыслью, пока Каролина открывала дверь, была: Что-то случилось…

И она оказалась права. Когда Лина все-таки справилась с замком и распахнула дверь — на нее навалилось тяжелое обмякшее тело. Лина охнула, чуть не упала, подхватила тело, втащила в дом и усадила на лестницу, не слышно чертыхаясь.

— Вот Дьявол, — сквозь зубы выругалась она, поспешно закрыла входную дверь и зажгла свет. Маленькие точечные лампы на потолке озарили прихожую, заставив мужчину зло прошипеть и заслонить рукой глаза.

— Ну ты и садюга, Алинка… — пробормотал мужчина, сильно коверкая слова, а на мизинце левой руки блеснуло знакомое Лине кольцо.

— Клим?!