Стрелок

– Может, лучше я? – недоверчиво глядя на Шматова, спросил Семён. – У меня среди тамошних учеников приятели есть. Я разом все разведаю!

– Эх ты, разведчик, – скупо усмехнулся разом переменившийся Фёдор и, посмотрев на армейского товарища, твердо сказал: – Сделаю, командир.

– Давайте оба, – решил Дмитрий. – Ты пацанву расспросишь, ты со взрослыми поговоришь, а я тоже поинтересуюсь тут в одном месте. Вот вам трояк на расходы. Мелким пряников купите, взрослым косушку, чтобы разговорить.

Протянув своим «агентам» деньги, Будищев свистнул извозчика и отправился прямиком в редакцию «Петербургского вестника». А те дружно зашагали в сторону завода. По дороге они сосредоточенно молчали. Шматов обдумывал, как ловчее выполнить данное ему поручение, а Сёмка – обидевшись на снисходительное отношение к нему.

– А почему ты его командиром назвал? – не выдержал первым мальчишка.

– Командир и есть, – пожал плечами занятый своими мыслями Фёдор. – Мы ить с ним на войне были.

– Он же не офицер?

– И что с того? Их благородие господин поручик Линдфорс без совета с Графом ничего никогда не делал. Может, потому мы и живы остались. Почти все.

– Он что, вами командовал?

– А то! Он, брат, унтером был, а это такое дело… им иной раз услужить важнее, чем ротному. Потому как у господина капитана забот много, а тут…

– И вы вместе турок били?

– Мы, Сёмушка, охотниками были. Разведчиками. Вот и сейчас в поиск идем. Понял?

– Ага.

– Тогда шагай и не мешайся.

– Это мы посмотрим, кто мешаться будет, – недовольно пробурчал про себя мальчишка, но в открытую возражать не посмел.

Ещё недавно «Петербургский вестник» был совсем уж заштатной газетенкой, лишь по недосмотру Божьему именуемой печатным изданием. Но за последний год дела пошли веселее, и теперь… нет, респектабельной газетой вроде «Ведомостей» или «Русского инвалида»[204] она не стала, но финансовое состояние её значительно улучшилось.

Во всяком случае, Ефим Иванович Нарышкин – один из старейших сотрудников издания – именно так и думал, заказывая у разносчика свежую кулебяку. А ведь были времена, когда и дрянному бутерброду с заветренной ветчиной радовался!

– Мосье Постников, вы будете что-нибудь заказывать? – обернулся он к молодому коллеге.

– Пожалуй.

– Что изволите, барин?

– Пирог с вязигой, если можно.

– Отчего же нельзя, со всем нашим удовольствием!

– Благодарю, любезный.

– А водки не желаете?

– Увы, – грустно заметил молодой человек. – Тот самый случай, когда желание есть, а возможности за ними не поспевают.

– Всё философствуете, Николай Николаевич, – поморщился Нарышкин, втайне надеявшийся, что его коллега окажется более платежеспособным.

– А что же остается в таком случае, – начал тот, но застыл на полуслове, заметив идущего в их сторону по коридору посетителя.

– Каком случае?

– Беру свои слова назад, милейший Ефим Иванович, – быстро заговорил Постников, воровато пряча пирог в ближайший ящик. – Сегодня мы будем обедать по высшему разряду.

– Здорово, акулы пера! – поприветствовал репортеров Будищев.

– Дмитрий Николаевич! Какими судьбами?

– Да вот шел мимо и решил навестить.

– Как это мило с вашей стороны!

– А что за дрянью у вас тут воняет?

– О! Это такая трагедия…

– Кто-то умер?

– Не исключено. Просто заходил этот каналья-разносчик, и все тут провонял своими мерзкими пирогами!

– Так вы уже пообедали?

– Нет! – почти закричал Постников. – Мы честные журналисты, а потому вынуждены влачить жалкое существование в мире, полном несправедливости. У нас нет денег даже на такую дрянь, как у этого мизерабля[205] с лотком.

– Сочувствую.

– Благодарю, друг мой. Только сопереживание прогрессивной российской общественности помогает выживать прессе в это нелегкое время. Как это у поэта, «бывали хуже времена, но не было подлей»!

– У вас какое-то дело? – вмешался Нарышкин, не выдержав словоблудия молодого коллеги.

– Да есть одно…

– Всегда рады вам помочь. Впрочем, здесь несколько неудобно говорить о серьезных вещах. Если угодно, я знаю тут неподалеку прелестный ресторанчик…

– А трактира вы тут не знаете? – поспешил урезать запросы репортера Будищев. – Неподалеку!

– Как не знать! – расцвел Ефим Иванович, предвкушая солянку и расстегаев под хлебное вино.

Трактир и впрямь был совершенно рядом. Более того, Дмитрий неоднократно бывал там с журналистами, но те с завидным постоянством пытались повысить ставки, а он не менее регулярно обламывал их ожидания. Это все давно превратилось в своеобразную игру, правил которой, впрочем, никто не нарушал.

Ели господа репортеры истово, как будто молились неведомому богу. Чокнувшись и тут же опрокинув в себя рюмки с водкой, они торжественно заедали её горячим варевом, потом хватались за холодную буженину со слезой на срезе, хрустели солеными огурчиками, снова брались за ложки и без устали работали ими, пока, наконец, не покончили с угощением.

– Недурно, – довольным тоном заключил Нарышкин. – Так что вы хотели?

– Я хочу все знать про газетную кампанию против Путилова.

– И только-то? – крутнул головой газетчик.

– А зачем вам это? – осторожно спросил Постников.

– Да так, интересуюсь.