Стрелок

– Ну как на кого? На тезку своего, Харатьяна.

– Чего? – округлил глаза Фёдор.

– Я говорю, вылитый гардемарин!

Всякому матросу хорошо известно, что нет на земле такой каторжной службы, как в Кронштадте. Места там мало, а начальства так много, что иной раз кажется, что и чихнуть негде, чтобы не попасть в какое-нибудь высокоблагородие или превосходительство. Хуже, наверное, только в арестантских ротах, но туда хоть по суду отправляют, а нас за что?

Летом хоть в плавание уйти можно, причем даже на несколько лет. Там, конечно, тоже не сахар, но все же воли побольше. Да и мир посмотреть можно, в кабаках заморских погулять на славу, чтобы даже черти в аду услыхали, каков есть русский моряк. А ещё говорят, что в жарких странах бабы вот просто любого цвета, хочешь белые, хочешь желтые, хочешь красные, и даже черные как смоль. И-э-эх!

Но сейчас зима, корабли, не успевшие уйти в дальнее плавание, стоят вмерзшие в лед, а матросы маются в экипаже. Сидеть без дела им, конечно, никто не дает, каждый божий день или на работы, или на плац маршировать до упаду, чтобы не хуже, чем в гвардии носок тянули. Тьфу, пропасть! Впрочем, случаются и для нижних чинов развлечения. И самое любимое, новичка обсмеять, а ещё лучше стрюцкого[222], но так, чтобы он даже и не понял, в чем дело.

Вот и сейчас несколько старослужащих заявились в казарму с недавно призванными матросами и устроили им смотр. То есть построили болезных в проходе между нарами и принялись шмонать их рундуки на предмет не положенного на царской службе, пока господин унтер с чудным наименованием «младший квартирмейстер»[223] с георгиевским крестом на мощной груди разъяснял новобранцам некоторые особенности флотского бытия.

Шмон, надо сказать, не задался. Ничего интересного в личных вещах «молодых» не обнаружилось, съестное если и было, давно кончилось, про водку и говорить нечего, не тот продукт, чтобы залеживался. Так что оставалось лишь покуражиться.

– Слухай мою команду! – рявкнул было унтер, предвкушая развлечение, но и тут случился облом.

– Смирно! – скомандовал дневальный, возвестив о приходе начальства.

Начальством оказался исполняющий обязанности командира роты лейтенант Нилов и какой-то юнкер с кондукторским басоном на погонах[224].

– Здорово, матросы! – обратился к присутствующим прибывший лейтенант.

– Здрав желам вашбродию! – нестройным хором отозвались новобранцы.

– Нечипоренко, а ты что здесь делаешь? – строго блеснул глазами офицер.

– Так что, господин лейтенант, проверяю, нет ли какого беспорядка!

– Проверил?

– Так точно!

– И как?

– Всё в лучшем виде!

– Тогда можешь идти.

– Слушаюсь!

Получив приказ, унтер четко отдал честь и, повернувшись через левое плечо, отправился на выход, не забывая поглядывать, не смеется ли кто из молодых матросов на свою дурную голову. Но те были слишком перепуганы, чтобы понять, что произошло на их глазах, а потому лишь стояли навытяжку, бессмысленно уставившись в пространство.

– Ну вот, Дмитрий Николаевич, – кивнул своему спутнику Нилов. – Здесь располагается рота, к которой вы приписаны. Жить здесь вам, разумеется, не обязательно, разве что последует распоряжение о переводе на казарменное положение. Но вот на разводы попрошу не опаздывать.

Будищев в ответ только чётко кивнул, дескать, понимаю, не маленький. Последние несколько дней прошли для него в сплошной суете. Сдача экзаменов, получение приказа о зачислении. Постройка мундира… Геся сразу заявила, что форму ему пошьет сама, и не желает слушать на этот счет никаких возражений. Как и следовало ожидать, популярная питерская модистка более чем успешно справилась с этой задачей, и сейчас Дмитрий выглядел просто шикарно, о чем ему не преминул сообщить улыбающийся Нилов.

– У нас в морском корпусе эдакой красоты не было.

– Кто на что учился, Константин Дмитриевич, – пожал плечами новоиспеченный юнкер флота.

– Ладно, обустраивайтесь пока, – посерьезнел лейтенант. – А после обеда жду вас в минных классах.

– Слушаюсь, ваше благородие! – на этот раз строго по уставу ответил вытянувшийся Будищев.

– Вольно!

Дождавшись ухода офицера, Дмитрий окинул насмешливым взором опасливо косящихся на него «молодых» и без особого интереса в голосе спросил:

– Ярославские есть?

Увы, земляков среди новобранцев не оказалось. Были костромичи, рязанцы, москвичи, уроженцы Полтавской и Харьковской губерний, а также из иных мест.

– Ну и ладно, – махнул он рукой. – Мне без разницы.

Выбрав себе место, на случай объявления казарменного положения, Дмитрий развернулся и, не прощаясь, направился к выходу. Нужно было ещё обустроиться на квартире, поскольку жить здесь он не собирался.

Заметив уходящего юнкера, старослужащие понимающе переглянулись, но комментировать не стали. Всё ж таки он – будущий офицер, и им не ровня, а если окажется злопамятным, то неприятностей не оберешься. Но тот неожиданно подошел к ним сам.

– Нечипоренко, ты, видать, разбогател, что не здороваешься? – насмешливо поинтересовался он у унтера.

– Не сподобил Господь покуда, господин кондуктор, – насторожился тот.

– Забыл, как на Дунае вместе турка подорвали?