Стрелок

– Вечер перестает быть томным, – хмыкнул Дмитрий. – Федя, пошли отсюда, барчукам есть о чем поговорить и без нас, сиволапых. Приятно оставаться, господа.

– Что это было? – Гаршин нашел наконец в себе силы говорить.

– Не обращай внимания, – махнул рукой Штерн, – наш друг большой мизантроп и циник. Что, впрочем, совершенно не мешает ему быть отличным товарищем.

– Да как вы вообще можете общаться с таким человеком!

– Простите, Всеволод, – счел своим долгом вмешаться Лиховцев, – но вы его совершенно не знаете. Он странный, мрачный и иногда не слишком приятный в общении человек, но вместе с тем определенно не лишенный благородства. При всем при этом сильный и храбрый.

– Храбрый?!

– А как бы вы назвали человека, рискнувшего отправиться в одиночку в зимний лес, чтобы спасти совершенно неизвестного ему ребенка? И при этом без колебаний вступившего в схватку с волками!

– Поразительно! Но как это возможно в одном человеке?

– О, это далеко не самое удивительное. Пообщавшись с ним немного, вы наверняка перемените свое мнение.

Пока полк стоял в Кишиневе, начальство развило бурную деятельность по подготовке к походу. Были наконец-то закуплены жестяные фляги для солдат, сухарные мешки, белые чехлы для кепи с назатыльниками и множество других полезных вещей. Наконец все было готово, и 6 мая авангард 13-го корпуса, состоявший из Болховского и Нежинского полков и девяти артиллерийских батарей, выступил по направлению к границе. Погода к тому времени совершенно переменилась, и на смену все усиливающейся жаре пришли проливные дожди, мигом превратившие грунтовые дороги в одну громадную лужу, полную раскисшей и липкой грязи. В этой грязи стали немедленно вязнуть обозы и артиллерия, так что солдатам пришлось прийти на помощь лошадям.

Не миновала сия чаша и наших друзей. Рота Гаупта была закреплена за одной из батарей, и ее солдаты временно переквалифицировались в бурлаков. Во всяком случае, Будищев, впрягаясь в лямку, чувствовал себя именно так. Хуже всего было то, что палаток им так и не выдали, так что после тяжелого дня обсушиться было совершенно негде.

– Когда же это проклятый дождь кончится? – со стоном прохрипел Шматов, прислонившись к одиноко стоящему дереву. – Сколько можно, льет и льет.

– Погоди, еще не рад будешь, – буркнул в ответ Дмитрий, доставая что-то из-за пазухи.

– Кабы не дождь, – продолжал причитать Федька, – сейчас бы кашевары костры развели да сварили чего-нибудь горячего.

– Ничего, на сухарях посидишь!

– Злой ты, Граф!

– Нет, я самый добрый, – усмехнулся тот в ответ и протянул приятелю кусок сыра.

– Ты где взял? – изумился Шматов.

– Где взял, там уже нет.

– Купил?

– Ага, я же миллионер.

– Неужто…

– Федя! Ну сколько раз тебе говорить, не задавай глупых вопросов – не получишь уклончивых ответов.

Некоторое время Шматов жевал молча, раздумывая над мудреной фразой, сказанной ему приятелем. Но надолго его, как обычно, не хватило, и, покончив с угощением, он спохватился:

– А с барчуками поделился?

– Чтобы мне Гаршин своими проповедями всю плешь проел? Ему бы в попы пойти – цены бы не было!

Новый доброволец довольно быстро вписался в их роту. Несмотря на невзрачную внешность, в этом вчерашнем студенте чувствовалась какая-то внутренняя сила. Он никогда не жаловался на трудности, но всегда был готов прийти другим на помощь. Первым брался за любую работу и последним бросал. Солдаты скоро прониклись к нему нешуточным уважением и даже звали его не «барчуком», как прочих вольноопределяющихся, а Михалычем. Вот только у Будищева с ним отношения не складывались, впрочем, Дмитрий не слишком к этому и стремился, хотя Лиховцев и Штерн несколько раз пытались их примирить.

– Ах, вот вы где! – воскликнул подошедший вместе с другими вольноперами Николаша, так и не растерявший своей жизнерадостности. – Мы вас обыскались.

– Нашли? – немного насмешливо поинтересовался в ответ Дмитрий.

– Как видите.

– Рад за вас.

– Судя по всему, завтра мы перейдем границу.

– И что, кормить будут лучше?

– Ну да, – засмеялся Штерн, – по крайней мере хотелось бы.

– Главное, что мы ближе к цели, – устало сказал Гаршин, присаживаясь рядом. – А бытовые трудности можно перенести.

– Война войной, а обед по расписанию! – ответил ему Дмитрий и, снова вытащив из-за пазухи сверток с сыром, развернул его и принялся нарезать ломтями. – Угощайтесь.

– О, чудная брынза! – воскликнул с набитым ртом Штерн.

– Действительно недурно, – согласился с ним Алексей и вопросительно посмотрел на Всеволода.

– Благодарю, – кивнул тот Будищеву, – а где вы его взяли?

– У местных, – лаконично отвечал ему Дмитрий, не став вдаваться в подробности.

– Вы совершенно бесподобны, мой друг, – снова начал Николаша. – Непонятно только когда успели, я ведь готов поклясться, что вы все время тащили вместе с нами эту проклятую пушку.

Будищев, впрочем, не стал отвечать на этот вопрос, а, подняв воротник шинели, сел рядом со Шматовым и надвинул на глаза кепи. Приятели, немного помедлив, последовали его примеру и тоже устроились отдыхать.