– Будешь рапорт составлять, не забудь отметить этого солдата. А я с этим документом к его императорскому высочеству загляну. Полагаю, цесаревич не откажется перевести к нам столь ценного специалиста. Так что будь добр, не жалей похвал в адрес служивого. Кстати, как его зовут-то?
– Э-э… Дмитрий Блудов, кажется…
– Блудов?
– Представь себе, бастард графа Блудова!
– Однако!
К сожалению, Будищев не ошибся в своих предположениях. Полковник Буссе заметил отсутствие подпоручика, и нельзя сказать, чтобы очень уж ему обрадовался. Подпоручик попытался оправдаться, но старик не стал его и слушать, а велел вместо охотничьей команды принять похоронную и отправляться вместе с ней хоронить тела павших при штурме русских солдат и офицеров. Несколько таких команд, посланных от Болховского полка, занималось уборкой трупов целых два дня. В одну из них, как и следовало ожидать, угодил и Дмитрий вместе с неразлучным Федором. Только теперь им стало ясно, с каким ожесточением происходила эта битва. Весь склон был просто усеян телами павших. Кроме того, немало солдат утонуло при форсировании Дуная, и теперь их трупы то и дело всплывали внизу по течению.
В этой скорбной работе русским воинам с охотой помогали местные жители. Большинство мужчин, правда, ушли в формируемые из болгар дружины ополчения, но старики, женщины и даже дети находили павших, помогали их собирать и наравне с солдатами копали могилы.
Вдоль лежащих рядами мертвых тел ходил с кадилом в руках отец Григорий и служил панихиду. Скорбное лицо его было полно мрачной торжественности, а и без того громкий голос казался особенно проникновенным. В службе ему помогали местные священники, отпевавшие павших за их свободу солдат и офицеров.
– Прими, Господь, души новопреставленных рабов твоих, павших за веру, – широко перекрестился Шматов, наблюдая за службой.
– Хорош причитать, – оборвал его товарищ, – давай закончим, потом намолишься всласть!
Будищев, к удивлению многих, вызвался хоронить убитых турок. Сам для себя он объяснил это тем, что рядом с турками не было видно болгар. Местные жители, всякого натерпевшиеся за века турецкого ига, разумеется, не горели желанием заниматься похоронами своих врагов, и потому рядом с ними их почти не наблюдалось.
– Граф, ты чего злишься? – удивленно спросил Федя.
– Ничего, – буркнул тот в ответ. – Хватит мне про веру заливать!
– Как это?
– Ты церковь в Систове видел?
– Ага, красивая…
– У пострадавших за веру?
– Ну…
– Не нукай, не запряг! За какой хрен столько наших погибло? Кто их детей, сиротами оставшихся, кормить будет?
Федор, никогда не думавший в таком ключе о войне, на которую ему довелось попасть, на минуту задумался.
– Так что хорош причитать, – оборвал его размышления Будищев. – Давай этих жмуриков покидаем на телегу и закапывать повезем.
– Чего ты так, – насупился Шматов, – все же люди, хоть и басурмане…
– Ты меня доконать хочешь? Кругом тебе люди…
– Линдфорс идет, – упавшим голосом буркнул Федька, недолюбливавший офицера.
– Хрен его несет, а не сам он идет, – вполголоса согласился Дмитрий, но вслух гаркнул: – Здравия желаю вашему благородию!
– Вольно, – благодушно махнул рукой тот и широко улыбнулся.
Потенциальный командир охотничьей команды, несмотря на выволочку, полученную от начальства, выглядел именинником. Новенький мундир облегал его по-юношески стройную фигуру как влитой. Лаковый козырек кепи отливал антрацитом, но самое главное – вместо обычной казенной офицерской сабли на боку офицера, отливая серебром, висела настоящая кавказская шашка.
Еще на разводе юный подпоручик произвел ею среди своих сослуживцев настоящий фурор. Все спрашивали, где он ухитрился ее раздобыть, но он лишь отмалчивался в ответ и загадочно улыбался. Не рассказывать же, в самом деле, что это подарок солдата!
Дмитрий внимательно посмотрел на Линдфорса и едва заметно улыбнулся. Трофеи, захваченные им у незадачливых башибузуков, заняли немаленький мешок, хранить который солдату было совершенно негде. Однако ушлый солдат без колебания пожертвовал малым, чтобы сохранить остальное, и, недолго думая, преподнес своему временному начальнику одну из трофейных шашек. Глаза молодого человека загорелись от счастья, и он тут же согласился сохранить остальное имущество солдата среди своих вещей. При себе Будищев оставил только винтовку и кривой кинжал – бебут.