Минуту назад Кристиан выбежал из комнаты, и я слышал, как его рвало в коридоре. Он громко кашлял и, как мне казалось, пытался справиться со слезами. Второй солдат, следивший конкретно за моим младшим братом, выбежал за ним и оставил нас вчетвером.
Поэтому теперь я один наблюдал за тем, как отец безжалостно насиловал мою мать.
Лицо мамы было повёрнуто в мою сторону, её глаза были закрыты, а губы изогнуты в больной улыбке. Она не кричала, не плакала и можно было подумать, что была мертва. Но она была здесь. Чувствовала, что он делал с ней.
Она стояла раком на кровати, облеченная в своё платье, пока отец резкими движениями входил в неё сзади. Комната пропахла спиртом, и я жалел, что в моих руках не было огня, чтобы она могла воспламениться.
Почему мы? За какие грехи нас сделали частью этой семьи?
Я бы мог быть их единственным сыном и был готов принять эту жертву, лишь бы Кристиану с Талией никогда не приходилось быть свидетелями того, что они делали.
Нашей маленькой девочки здесь не было, но, когда она подрастёт, отец может сделать с ней вещи пострашнее. Я не мог позволить этому случиться.
Я должен был что-то придумать.
Мои глаза были приклеены к сцене на кровати, и каждая секунда была настолько долгой, что собственная тошнота стала подбираться к моему горлу. Но я держался. Если я не справлюсь, Кристиан пострадает ещё больше. Его и так уже накажут. А если я сдамся раньше времени…
Я не мог подвести своего брата.
Он был младше меня, и я был обязан защищать его. Даже от тех, кто создал нас.
В мою голову закрадывался вопрос: «А являлись ли мы свидетельством насилия?»
– Кристиан? – из коридора раздался детский сонный голос.
Моя голова мгновенно метнулась в сторону двери.
Только не она. Только не её.
– Уходи! Уходи! Уходи! – задыхаясь, несколько раз прокричал брат.
Кожу моей голове обожгло, и я зашипел, когда меня схватили за волосы на макушке и повернули обратно лицом к кровати.
Я слышал кряхтения отца и еле живые постанывания мамы, когда Кристиан вновь закричал:
– Отпусти мою сестру! Я сам отведу её!
Мои челюсти сжались и между зубов оказался кусочек внутренней поверхности щеки, а металлический вкус стал разливаться во рту. Я сделал это ещё раз, но уже с другой стороны и теперь знал, что если разомкну губы, то настоящая кровь, которую теперь увидят все, водопадом будет стекать по подбородку вниз.
Больно не было. Если только внутри.
Я старался ровно дышать через нос, когда слышал, как кто-то в сопровождении детского плача пробегал по коридору, уносясь прочь.