В год отмены крепостного права Каролина Логиновна (жена Штиглица) почувствовала себя непраздной. Это было настолько невероятно, что супруги сначала не поверили, затем таились, как будто боясь сглазить, а потому не приглашали врачей и вообще никак не оглашали это обстоятельство. Правда, шила в мешке не утаишь, и в обществе поползли слухи о грядущих переменах в семье банкиров. Наконец, в положенный срок, пожилая уже роженица разрешилась от бремени и счастливому отцу подали маленького сморщенного человечка, оглашающего окрестности тонким писком. Казалось, счастью его не будет конца, но через несколько минут ему подали еще одного ребенка, а затем Каролина Логиновна вздрогнула, широко раскрыла глаза и испустила свой последний вздох, выполнив, ценою жизни, свое женское предназначение в этом мире.
Людвиг и Люсия были похожи друг на друга, как только могут быть похожи брат и сестра, а близки, как это бывает только с близнецами. Но если сына старый банкир любил и всячески баловал, то дочку, похоже, считал причиной смерти своей обожаемой супруги и… просто не обращал на неё внимания. Она, разумеется, не голодала и не ходила в обносках, как Золушка, но вся нерастраченная отцом нежность доставалась её старшему брату. Старшему на семь минут.
— Скажи, Людвиг, как тебе показался этот солдат?
— Какой солдат?
— Тот, что тебя спас.
— А, унтер-офицер Будищев… а почему ты спрашиваешь?
— Людвиг, я задал тебе вопрос.
— Прости, папа. Но я, правда, не понимаю, что ты хочешь узнать. Унтер — как унтер. Георгиевский кавалер. Хотя, конечно, есть в нем некая странность…
— Продолжай, пожалуйста, — поощрил сына старый банкир.
— Он не боялся меня.
— Что?!
— Ну, понимаешь, все нижние чины, когда видят офицера, особенно незнакомого, тут же замыкаются в себе, как улитки прячущиеся в своих раковинах, поскольку не знают что от нас можно ожидать. Мне, право, неловко в этом признаваться, но солдаты в нашей армии боятся своих офицеров и, к сожалению, у них есть на это причины.
— А он, выходит, не боялся?
— Нет. Может быть, он слишком много пережил за прошедшую войну, а может, от природы таков, но он смотрел на меня, как на…
— Равного?
— Нет, папа. Как на пустое место. Как будто он лучше понимал, что и как делать в той ситуации. Нет, не подумай, он вел себя в полном соответствии с уставом, но глядя на него, я ясно понимал, что он — ветеран, а я — желторотый юнец. Наверное, так.
— Жаль, что ты не захотел стать банкиром.
— Папа, мы уже не раз говорили об этом!
— О, Людвиг, я вовсе не порицаю твой выбор! Просто ты умеешь разбираться в людях, а это очень важно в нашей профессии. Не менее важно, чем хорошо считать. Впрочем, считать ты тоже умеешь хорошо. Не зря ведь ты окончил Михайловское училище по первому разряду, да ещё и на год раньше своих сверстников.
— Папа!
— Хорошо-хорошо, больше не буду.
— Эти часы для Будищева?
— Да, но, кажется, мой помощник слегка ошибся фирмой. Надо было брать «Брегет».
— Нижнему чину?
— Побочному сыну графа Блудова. Причем — единственному сыну.
— Ты с доверием относишься к этой басне?
— Ах, Людвиг! Совершенно не важно, как к этой истории отношусь я. Важно, как к ней относятся государь-император, наследник-цесаревич и… графиня Антонина Дмитриевна Блудова.
— А сам граф Блудов?
— Это тоже важно, но в меньшей степени.
— Знаешь, отец, он необычный человек, но не похож на аристократа. А для бастарда — и такие часы не дурны.
— Ты думаешь?
— Тебе решать.
— Вот именно. Ты что-то хотел спросить?
— Да, — молодой человек немного помялся. — Отчего Люси сразу не сообщили о том, что со мной всё в порядке?
Лицо банкира в какое-то мгновение из живого и участливого превратилось в бездушную маску. Глаза стали ледяными, а только что улыбавшиеся губы вытянулись в тонкую нитку.
— Людвиг, мне надобно ещё поработать. Я тебя больше не задерживаю.
— Хорошо, папа.
Юноша нервно поднялся, и, машинально застегивая верхнюю пуговицу своего новенького мундира, двинулся к выходу. Ему было крайне неприятно такое отношение отца к любимой сестре, но ничего поделать с этим было невозможно. Стоило ему только завести разговор о ней, как тот делался глухим. Однако на этот раз что-то сдвинулось с мертвой точки и, может быть, впервые за много лет, в суровой душе банкира шевельнулись глубоко загнанные прежде чувства. И, проводив сына глазами, барон дрогнувшим голосом сказал:
— Я так растерялся, когда получил эти известия, что совсем забыл. Прости.
Глава 6
Аким Степанович отложил в сторону ложку и с благодарностью посмотрел на сидящую напротив дочь. Стеша почувствовала его взгляд и подняла на старика озорные глаза.
— Ещё подлить, батюшка?
— Да нет, что ты, — отозвался отец. — Наелся уже. Хотя щи у тебя знатные. Жирные да наваристые.
— Когда есть с чего варить, так отчего же им жирными не быть?
— Это верно, — закряхтел машинист. — Слава Богу, живем мы не скудно… эх, совсем большая ты у меня уже стала. Невеста!
— Скажете тоже, невеста, — засмеялась девушка. — Женихов только не видать. Один Сёмка, да и тот, почитай, неделю носа не кажет.