Стрелок

Когда он закончил перезаряжать револьверы, толпа подступила к нему совсем близко, на расстояние броска. Палка ударила ему в лоб, содрав кожу. Проступила кровь. Через пару секунд они его схватят. В первых рядах он — заметил Кеннерли, его младшую дочку лет одиннадцати, Суби, двух мужиков — завсегдатаев бара, шлюху по имени Эми Фельдон. Он уложил их всех. И тех, кто за ними. Люди падали, как огородные пугала. Кровь и мозги растекались ручьями.

Остальные в испуге замешкались: на мгновение безликая толпа распалась на отдельные озадаченные лица. Какой-то мужчина бегал кругами, истошно вопя. Женщина с нарывами на руках запрокинула голову к небесам и разразилась безудержным гоготом. Старик, первый из талльцев, кого увидел стрелок, войдя в город — тогда он сидел на ступенях заколоченной лавки, — с испугу наложил в штаны.

Он успел перезарядить только один револьвер.

А потом он увидел Сильвию Питтстон. Она неслась на него, размахивая деревянными крестами. По распятию — в каждой руке.

— ДЬЯВОЛ! ДЬЯВОЛ! ДЬЯВОЛ! ДЕТОУБИЙЦА! ЧУДОВИЩЕ! УНИЧТОЖЬТЕ ЕГО, БРАТЬЯ И СЕСТРЫ! УБЕЙТЕ НЕЧИСТОГО! ДЕТОУБИЙЦУ!

Шесть раз он спустил курок. По одному выстрелу-в каждый крест. Дерево разлетелось в щепки. Ещё четыре — ей в голову. Она вся как-то сжалась и задрожала, как марево жара.

На мгновение все уставились на неё, замерев, словно актёры в живых картинах, пока пальцы стрелка исполняли привычный трюк перезарядки. Опалённые кончики пальцев горели. На каждом из них проступили ровные кружочки ожогов.

Теперь их стало меньше. Он прошёлся по рядам, точно лезвие сенокосилки. И был уверен, что после гибели этой женщины они должны дрогнуть, но тут кто-то бросил нож. Рукоятка ударила прямо по лбу, промеж глаз. Стрелок упал. Толпа надвинулась на него злобным сгустком. Он расстрелял очередную порцию патронов, лёжа среди пустых гильз. Голова разболелась, перед глазами поплыли тёмные круги. Он уложил одиннадцать человек. Один раз промахнулся.

Они всё же набросились на него — те, кто остался. Он расстрелял четыре патрона, все, что успел зарядить, а потом они навалились — кололи, били. Он отшвырнул двоих, вцепившихся ему в левую руку, и откатился в сторону. Пальцы делали своё дело — точно и безотказно. Острый удар пришёлся ему в плечо. Кто-то вонзил туда нож. Кто-то больно ударил в спину. По рёбрам. Кто-то пырнул его в задницу вилкой. Какой-то мальчишка, совсем пацан, протиснулся сквозь толпу и резанул его по икре. Глубоко резанул, неслабо. Стрелок одним выстрелом снёс ему голову.

Яростный натиск пошёл на убыль. Стрелок продолжал палить. Те, кто ещё уцелел, начали потихонечку отступать к полинявшим, разъеденным ветром домам. Но руки стрелка продолжали делать своё дело, как две собаки, неуёмные в своём желании услужить и готовые выделывать всякие трюки тебе на потеху не раз и не два, а всю ночь напролёт. Руки сеяли смерть. Люди падали на бегу. Последний сумел забраться на ступеньки заднего крыльца цирюльни. Пуля стрелка угодила ему в затылок. Мужчина вскрикнул и повалился на землю.

— А-а! — Это было последнее слово Талла.

Тишина возвратилась, заполнив образовавшуюся пустоту.

Кровь сочилась из многочисленных ран стрелка. Их было, наверное, не меньше двадцати. Правда, все неглубокие, кроме пореза на икре. Он перевязал ногу, оторвав полосу от рубахи, потом встал в полный рост и оглядел результаты своих смертоносных трудов.

Они лежали извилистой, ломаной линией, что протянулась от задних дверей цирюльни до того самого места, где стоял он. Они застыли в самых разнообразных позах. Никто из них не походил на спящего.

Он пошёл по этой линии смерти, считая трупы. В лавке какой-то мужчина лежал на полу, любовно сжимая в руках надтреснутый кувшин с леденцами, который он, падая, утянул с прилавка.

Стрелок остановился в том самом месте, где всё началось, — посреди пустынной главной улицы. Он застрелил тридцать девять мужчин, четырнадцать женщин и пятерых детей. Всех, кто был в Талле.

Первый сухой порыв ветра принёс с собой тошнотворный сладковатый запах. Стрелок повернулся в ту сторону, поднял глаза и кивнул. На дощатой крыше пивнушки Шеба распласталось разлагающееся тело Норта, распятое на деревянных кольях. Рот и глаза были открыты. На грязном лбу багровел отпечаток раздвоенного копыта.