Его папироса упала в траву, и он носком сапога подтолкнул её в костёр. Потом он ещё долго смотрел на огонь, на чистое жёлтое пламя, совсем не похожее на пламя от горящей бес-травы. В воздухе разлилась изумительная прохлада. Стрелок лёг на землю, спиной к костру.
Откуда-то издалека, из ущелья, теряющегося в горах, доносились глухие раскаты грома. Он уснул. И увидел сон.
II
Сюзан Дельгадо, его любимая, умирала у него на глазах.
А он смотрел. Его руки держали — по два дюжих крестьянина с каждой стороны, — шею его стиснул тяжёлый и ржавый железный ошейник. На самом деле всё было не так — его даже не было там, на площади, но сон — это сон, у него своя логика и свои законы.
Он смотрел, как она умирает. Даже сквозь гарь и дым он различал запах её горящих волос, слышал крики толпы: «Гори огнём!»… и видел цвет своего собственного безумия. Сюзан, прелестная девушка у окна, дочь табунщика. Как она мчалась по Спуску, и их тени — лошади и всадницы — сливались в единую тень. Она была словно сказочное существо из легенды, необузданная и свободная. Как они с ней бежали, держась за руки, по кукурузному полю. А теперь люди, собравшиеся у помоста, кидали в неё кукурузными листьями, и листья загорались прямо на лету, ещё прежде, чем падали в пламя. «Приходи, жатва», — кричали они, заклятые враги света и любви, а где-то гаденько хихикала ведьма. Риа, так её звали, старую каргу. А Сюзан чернела, обугливаясь в огне, её кожа трескалась, и…
Она что-то пыталась ему прокричать?
— Мальчик, — кричала она. — Роланд, мальчик!
Он рванулся, увлекая за собой своих стражей. Железный ошейник врезался в шею, и Роланд услышал, как из его горла рвётся скрежещущий, сдавленный хрип. В воздухе стоял тошнотворный сладковатый запах поджаренного мяса.
Мальчик смотрел на него из окна высоко над костром, из того же окна, где когда-то сидела Сюзан — та, которая научила его быть мужчиной, — сидела и напевала старинные песни: «Эй, Джуд», «Вольную волю большой дороги» и «Беспечную любовь». Мальчик стоял у окна, как гипсовая статуя святого в соборе. Его глаза были словно из мрамора. Лоб Джейка пронзал острый шип.
Стрелок ощутил, как из самых глубин нутра рвётся сдавленный, режущий горло вопль, означающий начало безумия.
— Н-н-н-н-н-н-н-н…
III
Роланд вскрикнул и проснулся от того, что его обожгло пламя костра. Он сел рывком, всё ещё ощущая присутствие страшного сна про Меджис где-то рядом. Сон душил его, как железный ошейник, который сжимал его шею во сне. Когда он рванулся к Сюзан, здесь, наяву, он нечаянно попал рукой в гаснущие угли костра. Он поднёс руку к лицу, буквально физически ощущая, как сон улетает прочь, оставляя только застывший образ мальчика, Джейка, белого как мел. Святого для демонов.
— Н-н-н-н-н-н-н
…Он вгляделся в таинственный сумрак ивовой рощи, держа револьверы наготове. В последних отблесках костра его глаза были похожи на две алые амбразуры.
— Н-н-н-н-н-н-н
…Джейк.