Стрелок

Но мама, похоже, совсем не горела желанием его видеть. Она сидела в кресле у большого окна в центральной гостиной – того самого, что выходило на раскаленную каменную мостовую внутреннего двора. На ней было простое домашнее платье, и оно постоянно сползало с одного плеча, и она только раз поглядела на сына – быстрый промельк печальной улыбки, как отражение осеннего солнца в текучей воде. Потом она опустила глаза и все время, пока они говорили, пристально изучала свои руки.

Теперь они виделись редко, и призраки колыбельных песен

(чик-чирик, не бойся кошек)

уже почти стерлись у него из памяти. Она сделалась для него чужой, но осталась любимой. Он испытывал смутный страх, и в душе у него поселилась неистребимая ненависть к Мартену, который был правой рукой отца.

– Ты как, Ро, нормально? – тихо спросила она, изучая свои руки. Мартен встал рядом с ней. Его рука тяжело опустилась на мамино оголившееся плечо – в том месте, где оно соединялось с ее белой шеей. И еще он улыбался. Им обоим. Когда Мартен улыбался, его карие глаза темнели и становились почти что черными.

– Нормально, – ответил мальчик.

– А учишься как, хорошо? Ванни тобой доволен? А Корт? – Когда мать назвала имя Корта, она невольно скривилась, как будто съела что-то горькое.

– Я стараюсь.

Они оба знали, что он не такой умный, как Катберт, и не такой смышленый, как Джейми. Он был тугодумом, но зато упорным трудягой. Хотя даже Алан учился лучше.

– А как Давид? – Она знала, как сын привязан к соколу.

Мальчик взглянул на Мартена. Тот по-прежнему покровительственно улыбался.

– Уже миновал свою лучшую пору.

Мать как будто поморщилась; на мгновение лицо Мартена потемнело, и он еще крепче сжал ее плечо. А потом мать повернула голову, поглядела на раскаленную белизну знойного дня за окном, и все опять стало как прежде.

«Это такая шарада, – подумал мальчик. – Игра. Но кто с кем играет?»

– У тебя на лбу ссадина, – сказал Мартен, продолжая улыбаться. Он небрежно ткнул пальцем в отметину от последней (спасибо тебе за науку, учитель) Кортовой воспитательной взбучки.

– Ты что, будешь таким же бойцом, как и твой отец, или ты просто нерасторопный?

На этот раз мать и вправду поморщилась.

– И то, и другое, – ответил мальчик, потом поглядел прямо в глаза Мартену и изобразил натужную улыбку. Даже здесь, в помещении, было слишком жарко.

Мартен вдруг перестал улыбаться.

– Теперь можешь пойти на крышу, малыш. Кажется, у тебя там дела.

– Моя мать еще не отпустила меня, вассал!

Мартен поморщился, словно его хлестнули плетью. Мальчик услышал, как мать вздохнула, горестно и тяжело. Она назвала его по имени.

Но эта натянутая, болезненная улыбка так и застыла на лице мальчика. Он шагнул вперед.

– Как я понимаю, ты должен мне поклониться в знак верности. Во имя отца моего, которому ты, вассал, служишь и подчиняешься.

Мартен уставился на него, не веря своим ушам.

– Ступай, – произнес он мягко. – Ступай и займи свою руку делом.

Мальчик ушел, улыбаясь.

Когда он закрыл за собой дверь, он услышал, как мать закричала. Это был вопль баньши, предвещающей смерть. А потом – нет, так не бывает, не может быть – звук пощечины. Отцовский слуга ударил его мать и сказал ей, чтобы она заткнулась.

Чтобы она заткнулась!

А потом он услышал смех Мартена.

Мальчик продолжал улыбаться. Так, улыбаясь, он и пошел на испытание.

V

Джейми как раз возвратился из города, где наслушался всякого от горластых торговок, и, как только увидел Роланда, проходившего по тренировочной площадке, сразу же подбежал к нему, чтобы пересказать все последние слухи о резне и мятежах на западе. Но, увидев лицо Роланда, он даже не стал его окликать. Они с Роландом знали друг друга с младенчества: подстрекали друг друга на всякие шалости, тузили друг друга, вместе исследовали потайные уголки крепости, в стенах которой они оба родились.

Роланд прошел мимо друга, глядя прямо перед собой, ничего вокруг не замечая – и улыбаясь все той же страшной улыбкой. Он шел к дому Корта, где все окна были задернуты плотными шторами – чтобы отгородиться от нещадно палящего солнца. Корт прилег вздремнуть после обеда, чтобы вечером сполна насладиться походом по борделям нижнего города.

Джейми сразу же понял, что сейчас будет. Ему стало страшно и очень волнительно. И он никак не мог сообразить, что ему делать: сразу последовать за Роландом или сначала позвать остальных.

Но потом первое оцепенение прошло, и он со всех ног бросился к главному зданию, выкрикивая на ходу:

– Катберт! Алан! Томас!

В знойном воздухе его крики звучали тонко и слабенько. Они давно это знали. Благодаря этому внутреннему, непостижимому чутью, которым наделены все мальчишки на свете, они знали, что Роланд будет первым, кто выйдет к черте. Но чтобы вот так… не рановато ли?

Никакие слухи о бунтах, войнах и черной магии не могли бы зажечь Джейми так, как эта пугающая улыбка на лице Роланда. Это было реальнее и серьезнее, чем досужие сплетни, пересказанные какой-нибудь беззубой бабой-зеленщицей над засиженными мухами кочанами салата.