Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Он опять поглядел на мясные бутеры, ощутил первый приступ голода… и осознал с изумлением и смущенной благодарностью, что чувствует себя лучше.

Почему? Из-за питья? Или из-за сахара в питье?

Отчасти да, но вряд ли только поэтому. Когда ты устал, сахар может на какое-то время восстановить силы; это он знал еще с детства. Но утолить боль или унять лихорадочный жар в твоем теле, когда заражение превратило его в раскаленную топку… нет, сахаром здесь не поможешь! Но именно это с ним и произошло. И все еще происходит.

Дрожь прекратилась. Пот на лбу высыхал. Рыболовные крючки, дравшие ему горло, как будто исчезли. Факт невероятный, но все-таки неоспоримый. Это не воображение, не стремление выдать желаемое за действительное (кстати сказать, стрелок никогда не был способен на такие вольности – для него это было немыслимо, и он даже не знал, что такое бывает). Пальцы руки и ноги, которых не было, по-прежнему исходили болью, но даже и эта боль слегка притупилась.

Роланд запрокинул голову, закрыл глаза и вознес благодарственную молитву Богу.

Богу и Эдди Дину.

«Не совершай ошибки, Роланд, не давай себе привязаться к нему, – поднялся голос из самых глубин сознания: не нервный, чуть-чуть истеричный голос человека в черном и не грубый – Корта. А голос отца – или так стрелку показалось. – Ты же знаешь: все, что он делает для тебя, он делает ради собственных интересов. И эти люди – хоть они и инквизиторы – частично или даже полностью правы в своих подозрениях. Он – сосуд слабый, и задержали его не напрасно. В нем есть сталь, я этого не отрицаю. Но в нем есть и слабость. Он как Хакс, повар. Хакс отравлял людей неохотно… но от этого крики людей, у которых горели внутренности, не становились тише. И есть еще причина остерегаться…»

Но Роланду не нужен был голос, чтобы знать эту другую причину. Он видел ее в глазах Джейка, когда мальчик начал уже понимать, какова цель стрелка.

«Не совершай ошибки, не давай себе привязаться к нему».

Совет хороший. Не стоит питать добрых чувств к тем, кому ты неизбежно сделаешь плохо, иначе тебе будет плохо тоже.

«Помни о своем долге, Роланд».

– Я никогда о нем не забываю, – прохрипел он, обращаясь к звездам, безжалостно льющим свой свет на землю, и волнам, набегающим на песок, и омарообразным чудищам, выкрикивающим свои идиотские вопросы. – Этот долг – мое проклятие. А если уж я проклят, зачем отступать?

Он принялся за бутеры, которые Эдди назвал «собаками»[9].

Роланда не слишком-то привлекала идея есть мясо собаки, и вкус у него по сравнению с танцующей рыбой был как у подметки, но после такого изумительного питья стоит ли привередничать? Нет, не стоит. К тому же он уже слишком далеко зашел, чтобы беспокоиться о таких мелочах.

Он съел все до последней крошки и вернулся туда, где сейчас находился Эдди: в какой-то волшебной карете, летящей по дороге, залитой металлом, запруженной такими же странными экипажами… дюжины, если не сотни… и все до единого без лошадей.

7

Фургончик из пиццерии подъехал. Эдди стоял, приготовившись. Роланд внутри приготовился тоже.

Просто еще одна версия сна Дианы, подумал Роланд. Что там в ларце? Золотой кубок или ядовитая змея? И как только она повернула ключ и взялась рукой за крышку, мама позвала ее: «Просыпайся, Диана! Пора завтракать!»

О'кей, – мысленно отозвался Эдди. – Ну и что же там будет? Дева прекрасная или тигр?

Из пассажирского окошка фургончика выглянул человек с бледным прыщеватым лицом и большими зубами.

– Привет, Кол, – выдавил Эдди без особого энтузиазма. Рядом с Колом Винсентом восседал за рулем старина Двойной Уродец, так Генри за глаза называл Джека Андолини.

Но никогда в глаза, – добавил про себя Эдди. Нет, конечно же, нет. Назвать так Джека в глаза – верный способ самоубийства. Огромный мужик с узким лбом пещерного человека и громадной челюстью прирожденного киллера. Супруга его приходилась родственницей Энрико Балазару… не то племянница, не то кузина, хрен его знает кто. Его громадные руки сжимали руль, точно лапы обезьяны, вцепившейся в ветку. Из ушей пучками торчала жесткая щетина. Сейчас Эдди видел одно волосатое ухо. Джек Андолини сидел к нему в профиль и не думал поворачиваться.