Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Он размахнулся и снова ударил Катберта, на этот раз – между глаз. Так сильно, что Роланд услышал глухой звук, какой раздается, когда поваренок на кухне вбивает затычку в бочонок с пивом деревянным молотком. Катберт навзничь упал на лужайку. Его глаза затуманились, но очень скоро прояснились и впились, полыхая злобой, в лицо наставника. Этот горящий взгляд был исполнен неприкрытой ненависти; зрачки превратились в два острых жала, ярких, как капельки голубиной крови. А потом Катберт кивнул. Его губы раскрылись в жестокой усмешке, которую Роланд ни разу не видел прежде.

– Что ж, ты еще небезнадежен, – проговорил Корт. – Когда решишь, что уже пора, тогда и придешь за мной, ты, червяк.

– Как вы узнали? – выдавил Катберт сквозь зубы.

Корт повернулся к Роланду так резко, что тот едва не отпрыгнул в испуге. И хорошо, что не отпрыгнул, а то лежать бы ему рядом с другом на сочной траве, орошая свежую зелень своей алой кровью.

– Я увидел твое отражение в глазах этого сопляка, – пояснил Корт. – Запомни, Катберт Оллгуд. Это последний урок на сегодня.

Катберт снова кивнул, все с той же пугающей усмешкой на губах.

– Я глубоко сожалею, – сказал он. – Я забыл лицо…

– Заткни фонтан, – оборвал его Корт, всем своим видом давая понять, как ему скучно. – Теперь идите. – Он повернулся к Роланду. – Вы оба. Если ваши тупые рожи еще хотя бы минуту будут маячить у меня перед глазами, меня, наверное, стошнит прямо здесь. А я хорошо пообедал.

– Пойдем, – сказал Роланд.

Катберт тряхнул головой, чтобы в ней прояснилось, и поднялся на ноги. Корт уже спускался по склону холма – ковылял своей криволапой развалистой походочкой. От него так и веяло некоей первобытной силой. Его гладко выбритая макушка поблескивала в ярком солнечном свете.

– Убью гада, – выдавил Катберт, по-прежнему усмехаясь. У него на лбу уже наливалась большая багровая шишка, размером с гусиное яйцо.

– Нет. Ты его не убьешь, и я тоже его не убью, – сказал Роланд, вдруг расплывшись в улыбке. – Хочешь поужинать вместе со мной? В западной кухне. Повар даст нам чего-нибудь пожевать.

– Он скажет Корту.

– Они с Кортом не слишком-то ладят. – Роланд пожал плечами. – А если и скажет, то что?

Катберт ухмыльнулся в ответ:

– А, ладно. Пойдем. Мне всегда, знаешь, было интересно, как выглядит мир, если тебе свернут шею и голова торчит задом наперед и затылком вниз.

Вместе они зашагали по зеленой лужайке, и их длинные тени протянулись в прозрачном свете погожего весеннего дня.

IX

Повара из западной кухни звали Хакс. Это был здоровенный мужик в белом заляпанном поварском наряде, с лицом черным, как нефть-сырец. Его предки были на четверть черными, на четверть – желтыми, на четверть – выходцами с Южных островов, ныне почти забытых на континенте (ибо мир сдвинулся с места), и на четверть – вообще бог знает каких кровей. Деловито и неторопливо, как трактор на первой передаче, он перемещался по всем трем помещениям западной кухни – где стоял дым и чад и потолки были высокими-превысокими, – шаркая своими огромными шлепанцами, какие носили халифы из сказок. Хакс относился к той редкой породе взрослых, которые запросто могут общаться с детьми и которые любят всех детей без исключения не умильно и сахарно, а строго и даже как будто по-деловому, что иногда допускает и нежности типа крепких объятий, точно так же, как заключение какой-нибудь крупной сделки порой завершается рукопожатием. Он любил даже мальчишек, которые уже вступили на путь револьвера, хотя они и отличались от всех остальных ребят – сдержанные, где-то даже суровые и опасные, но не так, как это бывает у взрослых: это были обычные дети, разве что чуточку тронутые безумием, – и Катберт был далеко не первым из учеников Корта, кого Хакс подкармливал втихаря у себя на кухне. В данный момент он стоял перед своей огромной электроплитой. В замке были и другие электрические приборы – но работало только шесть. Кухня была царством Хакса, его безраздельной вотчиной, и он стоял у плиты, как полновластный хозяин, наблюдая, как двое ребят уплетают за обе щеки остатки мяса с подливкой. По всем трем помещениям кухни сквозь клубы влажного пара сновали кухарки, поварята и чернорабочие всех мастей: гремели кастрюлями, помешивали готовящееся жаркое, чистили-резали-шинковали картошку и овощи. В тускло освещенной буфетной уборщица с одутловатым несчастным лицом и волосами, подвязанными какой-то ветхой тряпицей, возила по полу шваброй с мокрой тряпкой.

Один из ребят с судомойни подбежал к Хаксу, ведя за собою солдата дворцовой стражи.

– Вот он хотел с вами потолковать.

– Хорошо. – Хакс кивнул стражнику, и тот кивнул в ответ. – А вы, ребята, – он повернулся к Роланду и Катберту, – идите к Мэгги. Она даст вам пирога. А потом убирайтесь вон, чтобы у меня не было из-за вас неприятностей.

Уже потом они оба вспомнят эту последнюю фразу: чтобы у меня не было из-за вас неприятностей.

А тогда они лишь послушно кивнули и пошли к Мэгги. Она дала каждому по большому куску пирога на обеденных тарелках – но как-то с опаской, будто двум одичавшим псам, которые запросто могут ее укусить.