Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Теперь его голова стала прессом для сидра, а мозг стал яблоками. Скоро он лопнет, как лопались яблоки под барабаном, и его поглотит благословенная тьма.

– Эндрю! Подними голову и посмотри на меня!

Он не мог… но даже если б и мог, то не стал бы. Лучше просто лежать на месте и ждать, когда снизойдет темнота. Все равно он давно уже должен был умереть; разве тот чертов ублюдок не всадил ему пулю в башку?

– Она не задела мозг, даже близко не пролетела, ты, лошадиная задница. Ты еще не умираешь. У тебя просто башка болит. Но ты точно умрешь, если будешь валяться тут и скулить… и уж я позабочусь о том, чтобы твои теперешние ощущения, Эндрю, показались тебе просто легким недомоганием по сравнению с тем, что ты будешь испытывать, умирая.

Человек на полу поднял голову, но не из-за угроз – самое страшное было то, что обладатель этого проникновенного, хрипловатого голоса, казалось, читал его мысли. Он медленно оторвал голову от пола, и все тело скрутило мучительной болью – казалось, какой-то тяжелый предмет перекатывается внутри черепной коробки, разрывая сосуды мозга… вернее, того, что от мозга осталось. С губ его сорвался протяжный стон. Правую щеку как будто все время кто-то щекотал, словно там ползали мухи, увязая в крови. Ему хотелось согнать их, но он понимал: ему нужно сейчас опираться на обе руки, чтобы не упасть. Силуэт человека у дальней стены, рядом с дверью, ведущей в кухню, казался призрачным, нереальным. Отчасти, наверное, из-за мигания ламп, отчасти из-за того, что почему-то он видел его одним глазом (что случилось со вторым глазом, он вспомнить не мог, да и не хотел вспоминать), но большей частью из-за того, что незнакомец действительно был нереальным и призрачным. Впечатление, во всяком случае, складывалось такое. Он походил на человека… но тот, кого звали когда-то Эндрю – Эндрю Шустрым, – решил, что перед ним все-таки не человек.

Незнакомец, стоявший у двери на кухню, был одет в короткую черную куртку, перехваченную ремнем, выцветшие хлопчатобумажные штаны и старые пыльные сапоги… в каких ходят крестьяне, егеря и… и…

– И стрелки, Эндрю? – спросил со смешком незнакомец.

Тик-Так в отчаянии уставился на силуэт в дверном проеме, пытаясь разглядеть лицо, но оно было скрыто под капюшоном. Черты незнакомца терялись в тени.

Сирена умолкла по полувзводе. Огни аварийного освещения продолжали гореть, но хотя бы перестали мигать.

– Вот так-то лучше, – произнес незнакомец своим хрипловатым, проникновенным голосом. – Наконец-то мы можем спокойно послушать мысли и пообщаться.

– Кто ты? – спросил Тик-Так. Он слегка шевельнулся, и в голове у него вновь покатились стальные шары, пробивая новые дыры в мозгу. Ощущение было ужасным, но щекотание от копошащихся на правой щеке мух почему-то пугало больше.

– Я – человек многих обличий, приятель, – сказал незнакомец из тени своего капюшона, и хотя голос его был суров и серьезен, Тик-Таку послышались нотки смеха, так и рвущегося наружу. – У меня много имен. Одни меня кличут Джимми, другие – Тимми. Одни называют Пронырой, другие – Франтом. Кто называет меня Проигравшим, а кто – Победителем. Да мне в общем-то один черт… хоть горшком назови, только в печку не ставь.

Человек – существо? – в дверях запрокинул голову, и от смеха его по спине и рукам Тик-Така побежали мурашки: не смех, а скорее волчий вой.

– Меня называли еще Чужаком или Незнакомцем вне Времени, – продолжал таинственный человек, делая шаг в направлении Тик-Така. Тот, застонав, попытался отползти подальше. – Мерлином называли или Маэрлином… но мне, собственно, все равно. Да и какая разница? Я никогда им не был, хотя, впрочем, и не отрицал этого. Иногда меня называют Магом… иногда – Мудрецом… но мы с тобой, Эндрю, будем попроще. Поговорим по душам. По-человечески.

Он снял капюшон, но открывшееся лицо – светлокожее, с высоким лбом, довольно приятное – все-таки не было человеческим. Щеки его покрывал нездоровый румянец; глаза Мудреца, зелено-голубые, сияли бурным весельем, слишком неистовым для человека в здравом уме; иссиня-черные волосы топорщились во все стороны, точно вороньи перья. Губы его, сочно-красного цвета, слегка приоткрылись, обнажая зубы каннибала.

– Зови меня Фаннин, – сказал, улыбаясь, призрак. – Ричард Фаннин. Правда, и это тоже не совсем точно, но для рабочего, как говорится, названия сойдет. – Он протянул руку, на ладони которой не было линий. – Что скажешь, приятель? Пожми руку, которая потрясла мир.