Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Я покажу тебе то, чего ты не видел доселе,
Нечто, совсем не похожее на твою тень,
что за тобою шагает утром,
Или на тень твою вечером, что встает пред тобой,
Я покажу тебе…

– Я покажу тебе страх в горстке праха, – пробормотал Джейк вслух, берясь за дверную ручку. И едва он прикоснулся к ней, как его вновь охватило знакомое чувство уверенности и несказанного облегчения… то самое чувство, когда ты знаешь наверняка, что на этот раз дверь откроется в другой мир, где небо не тронуто дымом заводских труб, а на горизонте, подернутый синеватой дымкой, маячит не горный кряж, а прекрасный и незнакомый город.

Запустив руку в карман, он сжал серебряный ключ в кулаке, надеясь, что дверь заперта и можно будет воспользоваться ключом. Но дверь оказалась незапертой. Она отворилась со ржавым скрипом. Ошметками ссыпалась ржавчина с ветхих петель. Запах тлена ударил в лицо, как кулак: отсыревшее дерево, рыхлая штукатурка, гниющие ткани, разлагающаяся древняя набивка. И был еще один запах – запах звериного логова. Пропитавшийся сыростью коридор уводил во тьму впереди. Слева к сумраку верхнего этажа поднималась кривая расшатанная лестница. Отвалившиеся перила валялись, разбитые в щепки, на полу в коридоре, но Джейк был не настолько наивен, чтобы пытаться уверить себя, будто среди этих мрачных обломков он не видит еще одной вещи. Там, вместе с хламом и мусором, были также и кости – кости мелких животных. Хотя кое-что выглядело не совсем похоже на кости животных, но приглядываться Джейк не стал, иначе ему не достало бы мужества идти дальше в глубь дома. Он помедлил на входе, пытаясь взять себя в руки, чтобы сделать первый шаг. В глухой тишине что-то тихонько стучало. Быстро и твердо. Джейк не сразу сообразил, что это стучат его зубы.

Почему никто меня не остановит? – в отчаянии думал он. – Почему никто из прохожих не крикнет мне с улицы: «Эй ты! Туда нельзя… ты, что ли, читать не умеешь, умник?»

Но он и сам знал почему. Потому что прохожие на Райнхолд-стрит старались держаться той стороны улицы. Те же, кто шел по этой, старались как можно быстрее пройти мимо мрачного дома.

Но даже если кто-нибудь из прохожих посмотрит сюда, он все равно меня не увидит, потому что на самом деле меня здесь нет. Не знаю, к добру это или нет, но меня уже нет в моем мире. Мой Переход уже начался. Впереди меня ждет его мир. А это…

А это ад между мирами.

Джейк шагнул в коридор… и закричал, когда дверь у него за спиной захлопнулась, точно врата склепа. Да, закричал, но ни капельки не удивился.

Он уже ничему не удивлялся.

28

Давным-давно, в стародавние времена, жила-была одна женщина. Молодая такая женщина. Звали ее Детта Уокер. Частенько наведывалась Детта Уокер в придорожные забегаловки и дешевенькие закусочные на Риджлайн-роуд, что в предместье Натли, и на шоссе 88, на том его отрезке, что тянулся от линии электропередачи за Эмхаем. В те времена у нее еще были ноги, и, как поется в одной славной песне, она знала, что с ними делать. Обычно она надевала дешевое платье в обтяжку, похожее с виду на шелковое, только, конечно, не шелковое, и танцевала с белыми парнями, пока музыканты на маленькой сцене наяривали что-то типа «Двойной удар любви моей крошки» или «Хиппи-хиппи шейк». Иногда Детта Уокер цепляла кого-то из этих парней и соглашалась пойти с ним в машину на автостоянке. Там она распаляла его (никто не умел целоваться более страстно, чем Детта Уокер, да и коготками работать она была мастерица), пока он совсем уже не забалдевал… а потом: «Не пошел бы ты, мальчик… туда?» И что было дальше? Ну, в этом-то все и дело. В этом, как говорится, и вся игра. Одни распускали сопли и начинали ее упрашивать – тоже, знаете ли, вариант, но так себе… ничего выдающегося. Другие бесились и психовали, и это было гораздо забавнее.

И хотя Детте Уокер за ее выкрутасы не раз давали затрещины, устраивали трепку, ставили синяки под глазом, а как-то на стоянке у «Красной мельницы» ее так пнули под зад, что она растянулась на парковочной площадке, – никто ни разу ее не изнасиловал. Они все уходили ни с чем… как еще говорится, с синими яйцами… все до единого, недоумки. То есть, по шкале ценностей Детты Уокер, она всегда оставалась победительницей. Королевой. Королевой чего, может быть, спросите вы? А ничего. Их королевой. Королевой всех этих коротко стриженных, закомплексованных, никчемных белых мудил.

Но теперь все пошло по-другому.