Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Жалкое существо, которое было когда-то Эндрю, Эндрю Шустрым, и которого в берлогах седых знали потом как Тик-Така, завизжало и опять попыталось отползти подальше. Кусок кожи, оторванный мелкокалиберной пулей, которая только чиркнула по черепу, но не пробила его, затрепыхался, раскачиваясь туда-сюда; длинные пряди светлых, с проседью волос продолжали щекотать его щеку. Но Шустрый уже ничего не чувствовал. Он забыл даже о боли в черепе и жжении в пустой глазнице, где когда-то был левый глаз. Все его сознание сконцентрировалось на одной мысли: Нужно держаться подальше от этого зверя, который кажется человеком.

Но когда незнакомец схватил его правую руку и крепко ее пожал, мысль улетучилась, точно сон при пробуждении. Вопль, рвущийся из груди, слетел с губ нежным вздохом влюбленного. Шустрый тупо уставился на смеющегося незнакомца. Свисающий со лба лоскут кожи тихонько покачивался туда-сюда.

– Тебе не мешает? Наверное, да. Но ничего! – Фаннин схватил лоскут кожи и резким движением оторвал его, обнажив на лбу Шустрого белый, в кровавых пятнах участок черепа. Звук был похож на треск раздираемой плотной ткани. Шустрый пронзительно вскрикнул. – Да ладно тебе, перестань. Боль-то всего на секунду, сейчас станет легче. – Он опустился на корточки перед Тик-Таком и говорил теперь тоном заботливого родителя, утешающего ребенка, занозившего пальчик. – Уже легче, правда?

– Д-д-да, – выдавил Шустрый. Ему действительно стало легче. Боль уже утихала. И когда Фаннин опять потянулся к нему и легонько провел ладонью по левой его щеке, движение Эндрю, который подался назад, было чисто рефлекторным. Он тут же взял себя в руки. Как только ладонь таинственного человека – чистая, без единой линии – прикоснулась к его лицу, он почувствовал, как к нему возвращаются силы. Шустрый поднял глаза и с немой благодарностью взглянул на Фаннина. Губы его дрожали.

– Тебе уже лучше, Эндрю? Да? Тебе лучше?

– Да! Да!

– Если хочешь поблагодарить меня… а ты хочешь, я знаю… тогда скажи одну фразу, которую мне говорил один старый знакомый. Правда, в конце концов он меня предал, но вначале он был мне хорошим другом, и я до сих пор вспоминаю его с теплым чувством. Скажи: «Жизнь моя принадлежит тебе». Эндрю… ты можешь мне это сказать?

Да, он мог. И сказал. Больше того, он не мог уже остановиться и повторял снова и снова:

– Жизнь моя принадлежит тебе! Жизнь моя принадлежит тебе! Жизнь моя принадлежит тебе! Моя жизнь…

Незнакомец опять прикоснулся к его щеке, но на этот раз голову Эндрю Шустрого пронзила, как молния, боль. Он закричал.

– Прости, конечно, но времени у нас мало, а у тебя вдруг пластинку заело. Эндрю, давай с тобой начистоту: как бы тебе хотелось убить этого мелкого гада, который в тебя стрелял? Не говоря уже о его друзьях и об этом… который его притащил сюда, – он всегда как заноза в заднице, но это так, к слову. А эта дворняжка, которая выдрала тебе глаз… Эндрю, ты бы хотел поквитаться с ними? Ты хочешь, я знаю.

– Да! – выдохнул бывший Тик-Так, сжав в кулаки окровавленные ладони. – Да!

– Вот и славно, – сказал незнакомец, помогая Шустрому подняться на ноги, – потому что они должны умереть… не надо было соваться, куда не просят. Я думал, о них позаботится Блейн, но дело зашло уже так далеко, что я не могу полагаться теперь на кого бы то ни было… в конце концов кто мог подумать, что они столько продержатся?

– Я не знаю, – ответил Шустрый, чтобы хоть что-то сказать. Он, собственно, не понимал, о чем вообще речь. Но ему было все равно. Ощущение восторженного возбуждения разливалось по телу, как какой-то крутейший наркотик. Одного только этого было достаточно после перенесенной боли, когда голова его превратилась в пресс для яблочного сидра. Более чем.

Ричард Фаннин скривил губы.

– Медведь и кость… ключ и роза… день и ночь… движение и время. Хватит! Я сказал, хватит! Больше они ни на шаг не должны приближаться к Башне. Надо их остановить!

Шустрый отшатнулся назад: руки незнакомца метнулись вперед с молниеносной скоростью. Одна рука сорвала с шеи Эндрю цепочку с часами в стеклянном футлярчике; вторая стянула с его руки принадлежавшие Джейку Чеймберзу «Сейко».

– Я заберу их себе, хорошо? – Фаннин Мудрец обворожительно улыбнулся, опять обнажив свои страшные зубы. – Ты, я надеюсь, не против?

– Нет-нет, – быстро отозвался Шустрый, безропотно отрекаясь (впрочем, он сам вряд ли это осознавал) от последних атрибутов своего продолжительного единовластия. – Пожалуйста.

– Спасибо, Эндрю. А теперь нам пора выбираться отсюда и в темпе – минут через пять у нас здесь ожидаются резкие изменения в окружающей атмосфере. И до того, как это произойдет, нам надо успеть добраться до ближайшего шкафчика с противогазами. А это, я чувствую, будет непросто. Мне-то что, на меня ничего не подействует, а у тебя, я боюсь, могут возникнуть большие сложности.