Стрельцов. Человек без локтей

В финале победили со скрипом, при том, что выглядели да и были сильнее «югов». Но обязанность выиграть лишила футболистов изобретательности. Двигались тем не менее хорошо. Пресловутые «горящие глаза» вселяли в тренера и друг в друга уверенность. Единственный забитый гол оказался в статистическом отношении курьезным. Закрученный Исаевым мяч пересек линию ворот, однако очень грамотно завершавший атаку с фланга Анатолий Ильин для порядка забежал за мячом внутрь ворот и прикоснулся к нему лбом (как сказали бы в наши дни: «контрольный выстрел»). У Ильина, говоря по-современному, был имидж игрока, забивающего решающие мячи, — это он ведь, напомню, забил третий мяч немцам в Москве. Спартаковский край и в дальнейшем забивал важнейшие голы. И ему охотно приписали гол югославам, разрекламировав его как «золотой». Про телетрансляцию из Австралии на Советский Союз тогда и не заикались. Но существует кинохроника, где эпизод с забитым и добитым мячом зафиксирован. Информационный курьез, однако, никак не повлиял на приятельство двух великолепных футболистов. Они и на банкет в честь сорокалетия победы в Кубке Европы пришли вместе…

По правилам Олимпиад не только замены запрещались, но и медалей отчеканили ровно одиннадцать — и тот, кто в финале на поле не выходил, оставался без золотой награды. Сразу же после вручения произошла красивая сцена, многократно описанная журналистами — с добавлениями и документально (со слов присутствовавших при этой сцене — я, например, слышал о ней от Стрельцова, Симоняна и доктора Белаковского).

Симонян не тот человек, чтобы принять медаль, не заслуженную им стопроцентно. И после награждения, вернувшись в раздевалку, он сразу же протянул ее Стрельцову: «Она твоя, Эдик». Эдик, может быть, не совсем тактично, но со всей чистосердечностью, сделал протестующий жест, заметив, что Никите Павловичу — тридцать лет, а ему, Стрельцову, — девятнадцать. И он свою медаль получить еще успеет… Происшедшее настолько в характере того и другого, что мне этот эпизод после награждения и неудобно пересказывать как нечто из ряда вон выходящее. Между такими людьми, как Симонян и Стрельцов, по-иному и быть не могло.

Олимпиад в жизни Стрельцова, однако, больше не случилось. Золотую медаль — за победу во внутреннем чемпионате — он еще получит девять лет спустя. Но за успех в Мельбурне его не обнесли наградами. Он получил орден «Знак Почета» («трудовика» ему, учитывая молодость и уже замеченную легкомысленность в поведении, наверное, дать побоялись; орден Трудового Красного Знамени получил Лев Яшин, а орден Ленина — капитан команды Игорь Нетто). Ему и Кузьме присвоили звания заслуженных мастеров спорта. Кто бы из недоброжелателей, считавших присвоение преждевременным, предположил тогда, что Стрельцова этим званием придется удостаивать вторично? Через одиннадцать лет — в шестьдесят седьмом году — ему «заслуженного мастера» почему-то не восстановят, а присвоят новым указом.

13

Валентин Иванов вспоминает, что на одном из множества праздников, посвященных победе в Мельбурне, заметный на автозаводе человек говорил в своем тосте об их с Эдиком переходе из «Торпедо» в команду поименитее как о деле решенном…

В ЦСКА Валентина и Эдуарда поначалу попытались заполучить элементарно — «забрив» в армию. После поездки армейского клуба в ГДР с Ивановым и Стрельцовым в составе всем тренерам, генералам и маршалам окончательно стало ясно, что былая слава к ЦСКА вернется безотлагательно, если форварды-торпедовцы сменят белые футболки на красные. Но командиры и другое знали: заводское начальство их отстоит. Как говаривал Стрельцов, «армия — армией, ЦК — ЦКой». Наверху не захотят сердить рабочий класс. Тогда армия предложила им условия получше — квартиры, в частности. Им уже ключи от двухкомнатных квартир готовы были вручить. Однако в последнюю минуту что-то молодым людям в настойчивости генералитета не понравилось — и никуда они из «Торпедо» не ушли. И никогда никуда больше не намыливались. Заводской человек, скорее всего, особых перспектив в жизни своей команды не видел. Но Иванов-то со Стрельцовым в футболе разбирались — и чувствовали, какая подходящая компания вокруг них складывается. А уж условия двум великим футболистам завод как-нибудь обеспечит не хуже, чем у стоящих людей в тех клубах, куда Стрельцова с Ивановым переманивают.

Эдуард, правда, не скрывал, что приглашение в «Спартак» его увлекало. Но подсиживать Никиту Павловича? Такого бы он себе не простил…

Когда на банкете по случаю чемпионства в шестьдесят пятом году сильно побагровевший от радости и выпитого Эдик держал речь с фужером в руке, он опять вспомнил, как звали когда-то в «Спартак», но правильно он сделал, что остался в «Торпедо».

…Прошло шестнадцать лет с того банкета. Мы вместе с Эдиком пришли на панихиду во Дворец спорта ЦСКА — прощались с Валерием Харламовым. Стрельцов посмотрел на бывших футболистов и хоккеистов, надевших по такому случаю мундиры с погонами майоров и подполковников, а кто-то и полковников, и сказал вдруг: «Пошел бы тогда в ЦСКА — и не посадили бы…»