-- Не сметь горло драть, ироды... Собачье племя... Холопы безглуздые. Мало вам, скотам, толковано было? Все не заспокоитесь. Так уж будет!! Иначе я с вами, с крамольниками, потолкую. Жалели вас, кровь проливать не хотели. А вы и стыда не знаете. И вправду, видать, на расправу к мастерам заплечным захотелось. Вот я кликну челядь... Прочь, по логовам по вашим по грязным, пока целы... Не то... в топоры да в плети вас... Ах вы... висельники...
И вспыльчивый, несдержанный князь разразился грубой бранью, грозя кулаком пьяной толпе, наглость которой окончательно лишила его самообладания.
-- Слышь, братцы, -- закричал из толпы стрельцов Александр Милославский, который, пользуясь мглою, вмешался туда без опасения, что его узнают с крыльца, -- прислушайтесь, как лаетца мучитель наш, боярин, князь Долгорукий, да еще петлей и плетью грозит... Потерпите ли, братцы?..
Но и без этих подстрекательств в стрельцах проснулся зверь, которого смирили, успокоили было твердые и разумные речи царицы и Матвеева.
-- Што!.. Нас в топоры?! Лаетца еще, окаянный... Буде зря время терять... За работу, робята... Починайте с ево первого, собаки... Заткнем глотку боярскую, ненасытную, широкую... Гайда, кверху вали...
Патриарх, сообразив, что дело кончится плохо из-за одного неосторожного поступка князя Михаилы, поспешил было навстречу толпе разозленных стрельцов, взбегающих на крыльцо, и, высоко поднимая крест в руке, молил:
-- Христом Распятым заклинаю... Постойте, чада... Послушайте меня...
-- Ступай с Господом, святый отче... Не надо нам теперя уветов твоих... Не пора. Время приспело разобрать: кто нам надобен, кто нет... Бери ево, князька, ребята. Тащи к Пожару... На Лобном месте -- тамо всех наших недругов судить станем... Всех их труды приведем!
Но не успели стрельцы, оттолкнув Иоакима, наброситься на Долгорукого, как блеснула сабля в его руках, и один за другим двое ближайших стрельцов упали, обливаясь кровью. Голова одного была так разрублена пополам, как будто нарочно изловчился князь, нанося страшный удар.
-- Кроши, руби ево на месте, коли так! -- заревели стрельцы.
Два-три бердыша засверкали у него над головой и опустились, с глухим треском раскалывая череп. Князь повалился мертвым.
-- Гляди, да он в кольчуге... То-то и копье ево не берет, -- орал какой-то приземистый парень, нанося с размаху копьем своим удар по телу князя, прямо в живот.
От первого удара, попавшего по кольчуге, -- загнулось жало копья. Но при втором все железо до древка вошло в живот, и, вынимая изогнутое острие, стрелец разворотил все внутренности мертвецу.
-- Подымай ево, робята... Вниз кидай... Гей, становите копья, примайте князя, честь честью... Любо ли, гей, робя?.. Михаила Юрьева Долгорукова князя миром встречай... Любо ль?
-- Любо, любо... Ох, любо, -- кричали в ответ стрельцы, стоящие внизу и окончательно разнуздавшие себя при виде первой крови.
Грузный, тяжелый труп, с которого была сорвана почти вся богатая одежда, очутился в руках двух злодеев. Они, взобравшись на стенку крыльца, раскачали князя и бросили его вниз, прямо на подставленные копья.
Кровь так и хлынула из пяти-шести отверстий, пробитых в трупе остриями этих копий. И сейчас же тело рухнуло на землю.
-- Пусти, я ему тоже поднесу гостинчика, -- расталкивая других, орал совсем опьянелый, на мясника похожий, стрелец. -- Он меня надысь под батоги ставил... Так вот же тебе, окаянный...
Одним ударом секиры он отсек у трупа руку, которая легла на отлете, когда князь рухнул на землю.
-- Мой черед... Я... -- раздались голоса...
Засверкали секиры, и только тогда оставили злодеи свою гнусную работу, когда на земле вместо человека лежали куски чего-то бесформенного, кровавого, как те небольшие куски мяса, которые лежат на ларях у мясников для мелкой продажи.
-- Любо, ребята... Лихо, -- снова выдвинулся Александр Милославский, рядом с которым теперь стоял и Толстой. -- Теперь, благо почин сделан, -- за других берися... Матвеева изловить надо... Он главный ваш ворог.
-- Врешь, боярин. Али не слыхал, што тута сказывали цари да Артемон Сергеич? Сам-то ты проваливай, пока не влетело, -- крикнули подстрекателю стрельцы, еще не позабывшие гордых и благородных слов Матвеева.
Зубами заскрипел Милославский.
-- Шут их возьми, Сашка, -- увлекая его за собой, сказал Толстой. -- Идем, иных поищем, посговорчивей... Видишь, началась потеха. Теперь наша взяла...
Петр Толстой не ошибся.
У того же Аптекарского крыльца нашли они новую кучку мятежников, допивающих подонки из бочек.
Эти не слыхали речей Матвеева. Они недавно появились в Кремле, куда не решались по трусости прийти первыми, а уж нагрянули потом, едва дошли к ним вести, что отпору мятежникам нет и все в их власти.
Кругом, знакомыми ходами, Толстой и Милославский повели эту шайку прямо к Грановитой палате.
Услышав шум свалки на площадке, узнав от вбежавшего сюда патриарха о свалке стрельцов с Долгоруким, о страшной участи, постигшей князя, -- все сидящие в Палате снова ощутили на себе холодное дуновение смерти.