Приверженец старой истинной веры, друг Аввакума, который до самого сожжения своего, то есть до 1681 года, укрывался в доме князя {Историческая неточность. Протопоп Аввакум был сожжен в 1682 г., проведя последние пятнадцать лет жизни в земляной тюрьме в Пустозерске.
Успех майского мятежа, в котором Хованский, по его собственному мнению, сыграл решающую роль, опьянил князя.
Недалекий фантазер-честолюбец позабыл, что весь решительный переворот подготовлялся много лет сильными, умными людьми, имевшими возможность затратить огромные средства на подкуп властных лиц, на подкуп духовенства, целых полков, целых сословий, которым сулились и давались огромные выгоды еще до начала дела.
Забыл он, что в игру вмешали людей, интересы которых самым насущным образом были связаны с успехом или неуспехом заговора.
И переворот совершился не благодаря Хованскому, а при помощи его, и помощи не совсем толковой, даже вредной порой, потому что крайняя наглость стрельцов, порожденная угодничеством и потачками Хованских, раздражила против них всех других ратников и даже целую Москву.
Стрельцы это чуяли и потому стали вести себя осторожней.
Они и просто устали после всех последних волнений. Им хотелось отдохнуть.
И уж, конечно, не стали бы они из-за веры снова, подымать мятеж и разгром. Ясно было, как день, что все партии, все роды, стоящие у власти, забудут свою рознь и сольются, чуть вспыхнет какая-нибудь религиозная распря. Ее погасят при самом возникновении, чтобы не было опасности для царства, чтобы оно не распалось в самой ужасной, в религиозной междоусобице.
Все это видели и понимали, кроме Хованских да небольшой кучки фанатиков-попов, готовых, по примеру Аввакума и попа Лазаря, и на сожжение пойти, только бы хоть на миг доставить торжество "истинной вере Христовой и двоеперстному знамению Креста"...
Упорно, без оглядки Хованский повел свою игру. И не одна вера вела его на такую решительную ставку. Свергнуть патриарха, женить сына на царевне Катерине Алексеевне, поставить своего святителя на Москве, убрать обоих малолетних царей, объявить государем сына -- Андрея Иваныча Хованского, из рода Гедиминов, Ягеллонов, Корибута и других литовских великих князей, -- вот какова была затаенная цель старика, которую поддерживал, конечно, и князь Андрей.
На первых порах, где угрозой, где посулами, Хованский успел добиться того, что в Грановитой палате 23 июня, за три дня до венчания царей, подали раскольничьи попы во главе с Никитой Пустосвятом челобитную, в которой обличали мнимую ересь правящей церкви и требовали водворения старых книг и древнего порядка богослужения.
Сначала челобитная встревожила патриарха и царей, вернее -- царевну, которая думала, что снова все двадцать полков стрелецких затеяли поиграть судьбой царства. Но скоро выяснилось, что только девять полков стоят за старый крест. А остальные довольно равнодушны к этому вопросу.
Ответа на челобитную решили сейчас не давать. Но все-таки 5 июля под предводительством исступленного изувера, расстриженного попа по имени Никита, прозванного Пустосвятом, -- большая толпа стрельцов и московских староверов так грозно на Лобной площади требовала к ответу патриарха, что, во избежание вспышки народной, всех крикунов позвали в Грановитую палату.
-- Потому-де, -- уговаривал бунтарей старик Хованский, -- что и царевны и царицы волят быть при том словопрении. А на Красную площадь, на Пожар, выйти им не вместно.
Сначала раскольники не решались пойти, опасаясь, что это ловушка, что во дворце их всех переловят, как мышей, и посадят на цепь. Но Хованский и стрельцы обнадежили своих наставников, расколоучителей:
-- Головы за вас положим, а в обиду не дадим. Как вам -- так и нам...
Имея за собой подобную поддержку, раскольники, особенно Никита, вели себя вызывающе. И даже, в споре, Пустосвят ударил по лицу архиепископа Афанасия Холмогорского. Раньше Афанасий сам был начетчиком у аввакумовцев, но потом нашел более благоразумным и спокойным пристать к правящей церкви. Конечно, бывший раскольник особенно сильно возражал неистовому Никите, и тот собственноручно покарал "отпадшего", аки Люцифер отпал от Господа.
До вечера длились прения. Патриарх сам принял в них участие. Но, конечно, к соглашению не пришли. И когда Софья за поздним временем распустила собор, назначив его продолжение на другое время, раскольники кинулись к Лобному месту с криками:
-- Перепрехом и посрамихом всех архиереев и патриарха самово. Тако веруйте... Тако творите...
И всему народу показывали двоеперстное крестное знамение...
Торжественно принял своих попов-подвижников Титовский староверческий полк. Это встревожило Софью.
На другое же утро вызвала она к себе выборных от всех стрелецких полков. Они явились. Только закоренелые титовцы не прислали ни одного человека.