Стрельцы у трона. Отрок - властелин

Федор вспомнил свое детство. Он не был таким расслабленным, полуидиотом, как брат Иван, но все-таки почти до десяти лет больше сидел на руках у мамушек, почти никогда не бегал, не резвился, хворал часто, питался больше снадобьями из дворцового Аптекарского приказа, чем обычным царским столом… Вот почему легкая, невольная зависть омрачила душу юноши-царя. Он подумал, что и его дети, пожалуй, когда он женится, никогда не будут такими сильными, рослыми и бойкими, как этот мальчик, уже и теперь на голову превосходящий ростом всех сверстников.

Не успел Федор обменяться несколькими фразами с царицей, как мальчик появился снова, держа в ручонках несколько больших, довольно тяжелых томов.

Мамушка шла за ним, тоже нагруженная книгами.

— Я тоже умею, государь-братец! — громко объявил царевич, сваливая на скамью свою ношу и подвигая к брату табурет. — Вот, гляди…

Из груды книг он достал две-три в кожаных переплетах и перенес на табурет.

— Вот, гляди: История царства Московского… Про царей… Мне все читали… Хто был когда, как государе ствовал… Эту книгу дедушка Артемон складывал… Вон и лики царские… Вот дедушка, царь Михайло… Вот тятя… Вот — царь Иван Васильич… грозной да злой который был… Вот князь великий с калитой… Мне все ведомы… И скажу тебе про них… Про ково хочешь?..

Живо перебирал мальчик пухлыми пальчиками листы тяжелого тома: «История в лицах государей московских», прекрасный, многолетний труд недавно сосланного боярина Матвеева.

Неловкая тишина воцарилась в палате.

Глаза Натальи потемнели и наполнились слезами. Скрывая их, царица отвернулась к окну, словно разглядывала что во дворе.

Федор вспыхнул и невольно опустил глаза. У Нарышкина и Стрешнева сумрачны стали лица, а провожатые царя приняли сразу угрюмый, вызывающий вид, словно приготовились к стычке с врагами.

— Про ково же сказывать, государь-братец? — повторил вопрос мальчик и огляделся кругом, не понимая: отчего нет ответа, что значит внезапно наступившее молчание? Потом, как будто сообразив что-то, закрыл тихонько книгу, отодвинулся к матери и негромко спросил:

— А што, государь-братец, скоро с воеводства дедушка воротится? Приказал бы ему сызнова на Москву. Скушно без нево. Вон и матушка скучает… Он здесь еще про царей будет складывать… И про тебя, и про меня, как я царем стану… Слышь, братец, пошли инова на воеводство ково…

Опять не последовало ответа ребенку.

— Княгинюшка, возьми Петрушу, веди в опочивальню. Молочком напоить, гляди, не пора ли. А там и на опочив. Ишь, уж не рано… Да свету нам, — обратилась, овладев собой, Наталья к маме Петра, княгине Голицыной, — ишь, Темнеть стало… А может, государь, и потрапезовать с нами поизволишь? Готово у нас, гляди, все…

Федор, отгоняя смущение, провел рукой по лицу и даже встряхнулся весь:

— Нет, нет, благодарствую, государыня-матушка… Так, побеседовать зашел… Ну, братишко, ступай, коли пора… Доброй ночи… Послушен будь… Вон какой ты большой стал… Пятый годок без малого… И тебе за науку пора… Хочешь ли? Станешь ли?

— А коли я ладно знать буду, ты и мне чего дашь, государь-братец?

— Дам, дам, милый… Што похочешь, все дам…

— Вот любо… Ну, я стану слушать… Я пойду с мамушкой… Слышь, княгинюшка, свет Ульяна Ивановна; веди меня. Я и баловать не стану… Тихо, слышь… Во-о как ладно…

И, захватив свою любимую «дедушкину» Историю, он стал кланяться поочередно:

— Доброй ночи, матушка… Доброй ночи, государь-братец… Бояре, ночь добрая…

Мать порывисто прижала мальчика к своей груди и отпустила его с долгим поцелуем.

Федор тоже привлек, поцеловал и перекрестил брата-крестника:

— Храни тебя, Господь… Расти, здоровый будь духом и телом… Ступай с Богом…

Мальчика увели. Ушла за ним и вторая мама его, боярыня Матрена Романовна Леонтьева.

— Пора, пора учить Петю, — после небольшого молчания повторил Федор. — Сдадим дядькам на руки малого. А там и учителей пристойных сыскать надобно. Как мыслишь, государыня-матушка?

— Твоя воля, государь. Приспела пора. Так уж у вас, у государей, оно водится… Не все же ему с нами, с женским полом, быть… И не рада, а надо… Сама вижу: пора дядькам сына сдавать… А ково изберешь, государь, не скажешь ли?..

И с затаенной тревогой она глядела на царя, ожидая, кого он назовет. Не поручит ли охрану ребенка кому-либо из заведомых недругов ее семьи, одному из Милославских, Хитрово или иному из ихней компании?

Чуткий Федор угадал тревогу мачехи, поспешил успокоить Наталью:

— Мне ли избирать? Кабы родитель был жив, помяни, Господи, душу его, он бы и выбрал… Он же и боярам приказал, коим в охрану вручил брата Петрушу. Из них сама и выбирай. Твоя воля родительская, государыня-матушка.

— Челом бью на милости, сынок-государь. Поздоровь, Боже, твою царскую милость. Коли поизволишь, потолкуем о том еще, — вздыхая свободно, сказала Наталья. — А можно бы в дядьки и князя Бориса Голицына позвать. Сам знаешь: повидал он немало. Учен много и нравом тих.

— Как поизволишь, государыня-матушка. Его, так его. Еще про кого надумаешь, — скажи мне.