Читаем Стрельцы у трона полностью

   -- Измаял работишкой дармовой. Мало што под Москвою, в усадьбе домишко ему постановили... И сараи рубили, и черные избы... Идол, на самый праздник, на Светло Христово Воскресенье отдыху не дал. Кончай ему, да и все тут... Хуже нехристя... Поработил православных, как турецкий салтан какой. И управы на него не найдем. Погибаем от ево мучительства от немилостивого. Неистово затиранил весь полк...

   -- Ах, батюшки... Прямой он разбойник... И всех так, скажешь, замытарил?

   -- Ну, всех -- не всех... Которы урядники с им, да пятидесятники, да маеоры, начальство там главное -- тем хорошо. И они по следам тово скареда на нашей шее уселись. А еще из наших такие, кто побогаче: вон, коли лавки в рядах имеет али на торгу. Не гляди, што рядовой стрелец, наш Грибоед с им не брезгует и хлеб-соль водит... И посулы берет немалые... Им хорошо...

   -- Што же, богатеи-то ваши и не подписали челобитной, видно? Не ото всево полка она подана, стало быть...

   -- Ну-у... Не подписали! Смели бы они... Так мы бы из них тоже кишки все повыпустили бы... От свово брата отшибатца никак не можно... Купец не купец, а родовой стрелец. Так со всеми и руку тяни... Энто у нас уже так завсегда, спокон веку... А другое сказать, сами наши богатеи и подбивали нас... Толкуют, ихня толста мошна -- и то трещит от нахрапу от полковничьяво. Знаешь, дьяк, как приговорка есть: "Злющему борову -- все не по норову...". Так и Грибоед наш. Нам ево не избытца добром -- прогоним силом... В те поры хуже буде. Так ты и скажи...

   -- Ладно, ладно, скажу... Уж будь покоен, -- повызнав все, что казалось ему интересным, торопливо ответил дьяк. -- Ты с Богом поезжай себе. А я твою челобитную в ту же пору и боярам понесу казать... Как они там?..

   -- Ладно, неси... Пущай они. Слыхали и мы на слободах: помирает царенька, подай ему, Господи, доброе здравие... Што ж, пущай бояре примут от нас душегуба, кровопивца Сеньку-полковника... Али новый царь наступит -- он пущай разберет. Только бы нам Грибоеда к лешему... Так, слышь, и скажи боярам...

   Тяжело взобравшись на костлявого, высокого коня, привязанного тут же, в низу лестницы, стрелец еще раз обернулся, кивнул головой в спину дьяку, который был уже у двери Приказа, выходящей на площадку, и потрусил рысцой по площади, даже затянув какую-то песенку от удовольствия, что так легко и удачно выполнил поручение товарищей...


   Когда старик князь Долгорукий прочел челобитную, переданную ему в тот же день, под вечер, дьяком, он спросил:

   -- Што так спешно припожаловал с челобитьем, на дом ко мне заявился? Али не терпелося, пока я наутро сам загляну в Приказы?

   -- Не по своей воле то, боярин, князь Юрья Лексеич... Я было к Ивану Максимычу ранней побывал. Он меня к тебе и послал. Уж больно грозился стрелец, всяки беды сулил, коли задержу челобитье.

   -- Грозил стрелец?.. Тебе?!. Да што он, шалой али пьяный? В царский Приказ заявился да с угрозою!

   -- Не потаю греха, так уж пьян, што и лыка не вязал! А супротив ваших боярских милостей: Ивана Максимыча, да твоей, да сынка твово Михаила Юрича, князеньки, -- такое городил и прибирал... и-и... язык не повернется и вымолвить...

   -- Ла-адно... Зажирели собаки стрелецкие... Мало им батогов, которыми недавно их велел потчевать... Еще прибавлю. Как звать-то нашево челобитчика? Знаешь ли? Я ему покажу...

   -- Не сказывал, как ево зовут... Я уж и то пытал. Сдогадался -- не дал ответу. Да он наутро за ответом быть хотел...

   -- За ответом... Получит ответ... Ступай. Я утром буду поранней. Сам все разберу.

   На другой день, хотя и рано, явился за ответом выборный стрелец, но ему пришлось недолго ждать... К приказам подъехал со своей свитой старик Долгорукий, поднялся наверх и первым делом спросил:

   -- А што, от грибоедовского полку посланец тут ли?

   -- Тут, уж давненько ждет.

   -- Покажьте мне его!

   Позвали стрельца.

   С шапкой в руке, отдав поклон важному боярину, стоит выборный, ждет, что у него будут спрашивать.

   -- А, так энто ты тут неподобные речи в царских Приказах ведешь? -- вдруг багровея от гнева, закричал князь. -- Узнаешь, пройдоха, как на нас, на слуг государевых, лаю непотребную изрыгать... Эй, берите его!..

   Приказные служители двинулись вперед, сразу скрутили опешившего стрельца. Он даже не стал особенно сопротивляться.

   По приказу князя немедленно был написан и подписан приговор. Дьяк сел на коня. Несколько сильных приказных сторожей, обычно выполняющих приговоры над обвиненными, потащили стрельца прямо в слободу, к сьезжей избе грибоедовского полка.

   Ударили в било. Барабаны забили сбор. Двадцати минут не прошло -- больше половины полка стояло уже на площади перед каланчой.

   Дьяк, не слезая с лошади, откашлялся и стал читать приказ:

   -- "По указу... и прочая, мы, думной боярин, начальник-воевода Стрелецкого приказу, князь Юрий Алексеевич Долгорукий со товарищи приказали: стрельца, имярек..."

   Тут дьяк остановился:

   -- Как звать-то тебя?

   Угрюмо стоявший со связанными назад руками стрелец недоумело посмотрел на приказного.

   -- Ондреем зовут, по отцу Васильевым. А кличут -- Щука.

   -- Та-ак. Выходит, карась -- не дремай. Добро.

Перейти на страницу:

Все книги серии Государи Руси великой

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза