Стрельцы у трона

   В алтаре, под покровом престольным нашли Афанасия и поволокли за волосы на роковое Красное крыльцо...

   Услышали вопли юноши сидящие в Палате отец и мать и сестра его... Но никто не смел пойти на помощь... двинуться не решался никто с того места, где прикован был каждый ужасом и тоской...

   Влекут Афанасия убийцы на крыльцо. А на плече у одного из них сидит, оскалив зубы, злобно ликующий карлик, напоминая собой тех выходцев из ада, которых рисует порой напуганная человеческая мысль в минуты кошмарных сновидений... Нарышкина постигла участь первых двух мучеников.

   Так на плече у палача остался Хомяк, когда повел его с товарищами по всем знакомым комнатам дворца и терема: искать ненавистных Нарышкиных.

   Всюду шарят шайки стрельцов, во всех покоях. Врываются и в царские опочивальни, и в домовые церкви, которых несколько есть во дворце, -- прокалывают копьями перины, подушки, опрокидывают пышные царские ложа для убеждения, что никого нет под ними... В церквах -- шарят под алтарями, повсюду... Рвут покровы, тычут остриями копий...

   И постепенно -- находятся все, кого внесла Софья, Милославские и сами стрельцы в кровавые списки смерти, где против каждого имени должен стоять один зловещий знак, знак креста, знак муки и гибели...

   Всюду бегают и шарят во дворце стрельцы, потерявшие и страх и совесть. Только не успели забраться они в горенки, где помещается девятилетняя царевна Наталья. И не заглядывает ни один из мятежников в терема сестер-царевен, дочерей Алексея, к царевне Софье и к царице Марфе Матвеевне.

   Самые пьяные, самые обнаглелые палачи отступают, как только услышат от сенных девушек и старух, расставленных у всех выходов, сердитый оклик:

   -- Мимо проваливай, рожа идольская. Здеся -- царевнин терем...

   -- Ладно... Нешто я што?.. Я сам понимаю, -- пробурчит иной стрелец-коновод.

   И крикнет:

   -- Гайда мимо, робята. Не туды попали!..

   Затем с бранью, с проклятиями или с залихватской песней, с гиком бегут мимо...

   Немало народу, боярынь и бояр, собралось в покоях у царевен.

   Но к Софье пропускают очень немногих. С царевной сидят бояре: Милославский и Куракин. Волынский снует из покоя на крыльцо теремов и обратно, принимая донесения от всякого рода пособников и поджигателей бунта, разосланных отсюда не только по всем концам Кремля, но и в Белгород, в Земляной городок и по слободам стрелецким, откуда то и дело выходят новые толпы стрельцов на помощь товарищам. Даже бабы их, пьяные, красные, бегут гурьбами с веселым хохотом, с разухабистыми песнями, перекликаясь одна с другой.

   -- Бежим, пощупаем бояронь зажирелых, колупнем им бока толстые! Сымем с их наряды златоцветные, што из нашево поту-крови нашиты-настроены. Слышьте, наш праздник. Ишь, как на кремлевских колоколах стрелецкие звонари нажаривают...

   И новые кучи стрельчих выходят из домов, присоединяются к бегущим.

   Набат в Кремле, то затихающий на время, то снова потрясающий воздух рокот барабанов -- словно зовет все темные силы, раньше угрюмо таившиеся по своим грязным углам.

   Уж не одни стрельцы теперь принимают участие в разгроме бояр. Лихие воровские людишки, тати, площадные дельцы-пропойцы, кабацкие заседатели -- тоже втираются в толпы вооруженных, грозных стрельцов, надеясь урвать для себя кой-что в общем пожаре. Куда ни заглянут во дворцовые покои эти шакалы -- все ценное забирают с собой.

   -- Што же, плохо ли, коли московский люд пристал на нашу сторону, -- заметила царевна, которой донесли об участии таких "добровольцев" в стрелецкой резне.

   -- Не скажи, царевна, -- отозвался осторожный Милославский. -- Дать волю этой шайке, она не то Нарышкиных -- отца родного душить станет за чарку вина. С черным людом -- опасно надо... Это первое... А второе, слышь, толкуют: Москва почитай вся -- непокойна стала. Толкуют люди мирные: "Пошто бояр режут, Нарышкиных бьют и иных...". Гляди, мешать бы нам не стали. Заспокоить надо Москву... И челядь боярская за дубье приняться сбираетца. Толкуют: "Перебьете бояр -- кому служить будем?". Тревога по Москве пошла.

   -- Не одна Москва -- вон и на Посольском дворе присылы от всех иностранных резидентов да послов уж были, -- заговорил и Василий Голицын. -- "Что, мол, у вас делается? Как мятежа не смирите?". Дан был ответ, што больно сила велика стрелецкая, не можно крови начать проливать. И вовсе тогда царству не быть. А, мол, стрельцы государей не касаются. Ищут и изводят недругов своих да царских. Да царевича старшева -- на царство зовут, как по закону. Только и есть... Мол, один Сухарев полк не бунтует. Не пристал к той аллиации. А мятеж во всех полках. Погодить-де надо... И трогать нихто их, иностранных послов, не станет...

   -- А они што на ответ?

   -- Пока -- ничево. Да все же надо дело скорее кончать али как-никак оправдать всю свару нашу... С соседними маэстатами дело еще доведется иметь. Надо с ими ладить.

   -- Как не ладить. Што же, бояре? Как быть, по-вашему? С чево начать?

   -- Трудно и быть. Теперь взаправду не сдержать стрельцов. Себя под обух подведешь, гляди. Нешто так вот...

   Милославский остановился.

   -- Как? Говори, боярин.