Стрелы Немой скалы

Служка из свиты Бурги вынес большое блюдо с овечьим сыром и по знаку хозяина подал его джянге. Вскоре перед всеми ламами и чиновниками стояли тарелки с сыром. Бурга поднял свою тарелку вверх и крикнул: «Раво! Раво!»

Все подхватили этот крик, и он смешался с криком круживших над ова орлов и ворон, ржанием испуганных коней. «Раво!» неслось над степью и, повторенное сотни раз, затихало вдали.

Как только выкрики прекратились, Бурга отломил маленький кусочек сыру, положил его в рот, а остальной сыр подбросил вверх. Огромный орел, хищно раскрыв клюв, подхватил брошенный кусок и резко взмыл вверх, чтобы немедленно ринуться вниз за новой подачкой. Один его вид заставлял других птиц летать на почтительном расстоянии. Когда сыр весь был отдан птицам, орел стал вызывающе кружиться над блюдом с бараньей головой, лодыжками и курдюком — самым главным блюдом для почетных гостей праздника. Своим свирепым взглядом орел смотрел на Косого ламу, усердно запивавшего аракой жирные куски баранины. Джянга и Косой лама, чиновники и монастырская братия церемонно вкушали мясо, а стража швыряла в толпу мелкие куски баранины, из-за которых происходила свалка: считалось, что мясо, пойманное во время такой ритуальной трапезы, обладает чудодейственным свойством.

Время шло своим чередом, а празднество еще только начиналось. Круг перед ова стал шире, и пара за парой на него выходили участники борьбы — любимого народного спорта тувинцев. Обнаженные до пояса двое борцов делали несколько плавных взмахов руками, сходились и пытались бросить противника на землю. Победитель боролся с другим борцом или с победителем другой пары. Зрители воодушевляли своих признанных силачей. Джянга пьяным голосом тоже подбадривал борцов, и только Косой лама смотрел зло и отчужденно на бывшую свою паству.

Уже показали свое удальство двадцать пар, уже забрался в коляску Косой лама, а верховые вновь оседлали коней, чтобы в километре от ова продолжить праздник — состязание в конной скачке, когда запоздалый всадник подъехал к аратам. Ни Бурга, ни джянга, сопровождаемые свитой, проезжая мимо вновь прибывшего, не обратили на него внимания, хотя им обоим он показался знакомым. Они торопились к месту скачек, куда следом за ними заспешили и верховые, и пешие.

Всадник поставил коня поперек тропы. Он хотел, чтобы его узнали люди, спешившие за умчавшейся ламской коляской. Но люди почему-то молча обходили его и даже боязливо оглядывались. Скоро у ова никого не осталось, и тогда всадник запел. Запел громко. Мелодия напоминала клокотание ручья по камням, гортанные долгие крики орлов, легкий шорох ночной степи. Задние остановились, шедшие впереди оборачивались и замедляли шаг. А песня набирала скорость и уже звенела над долиной. Всадник спрыгнул с седла и пошел навстречу людям, задержанным песней. Он шел, а песня продолжала вылетать из его груди, песня без слов.

Старик отделился от толпы и, пристально смотря на тень подошедшего певца, радостно крикнул:

— Это живой Монгуш! Вот его тень, у мертвых тени нет! Смотрите, это наш Монгуш, которого русский прозвал Балбалом!

Балбал обхватил старика и тихо сказал:

— Ты узнал меня, старик Саган. Узнал? Как поживает твой скот?

Балбал слишком часто последнее время, когда до родных мест осталось совсем немного, когда уже много месяцев дороги осталось позади, думал о первой встрече с сородичами. Он мог поверить, что они не узнают его, но не думал, что примут его за оборотня. Он был жив и не думал о своей смерти. Песней он заставил людей остановиться и сейчас, задавая традиционный вопрос при встрече «Как поживает твой скот?», искал среди сородичей сына. Он не мог не слышать песню отца. Значит, он далеко, очень далеко поставил свою юрту.

Ни старик Саган, ни кто другой из сородичей не рассказали или не успели рассказать всего Балбалу. Случилось то, чего никак нельзя было ожидать в праздничный день. Обратившись к каждому с традиционным приветствием, Балбал сказал Сагану:

— Может быть, ты, старик, скажешь, как поживает мой скот? Я еще не видел своей юрты.

— Твой скот, — Саган насупился, — твой скот еще три года назад угнал Косой лама.

Решение пришло мгновенно, и Балбал вскочил на коня.

— Ты что хочешь делать? — закричали в толпе, видя, как наливаются гневом глаза Балбала. — Берегись! Косой лама теперь лумуцза Оин-хурэ.

Но Балбал уже хлестнул коня, успев крикнуть:

— Туткуш нага закон, он сильнее закона Будды и лам! По этому закону, если ты угнал или загубил двух коней соседа, сосед вправе взять из твоего табуна тоже двух коней — таков туткуш!