Стрелы Немой скалы

Так было, говорят люди и ждут, что настанет час и выйдет Монгу-Кириш, прозванный мудрым пришельцем Балбалом. Он обретет свою богатырскую силу, ум людей и откроет тайну Косого ламы, вернет народу его добро и счастье. Так, говорят, было, и так, говорят, будет…

Сказитель кончил, а остановившаяся тишина еще хранила слова сказа. Доржу с удивлением смотрел на отца, чуть прикрывшего глаза и с трудом сдерживавшего частое дыхание. Отец очень волновался. Еще более странным был вопрос, заданный отцом сказителю:

— Что сталось с Косым ламой, что говорят люди?

— Косой лама, став правителем самого богатого хурэ, умер в страшных мучениях, и душа его не нашла перерождения в людях. Говорят, одноглазый волк стал перерождением ламы…

Ответ был такой спокойный и неожиданный, что Доржу никак не мог понять, что же он слышал: сказку? легенду? быль?

В тот же день отец рассказал ему историю своей жизни, и рассказ отца о пиите, и сказание случайного гостя в свадебном чуме — все смешалось у Доржу.

Монгуш-Балбал так и не смог вернуться в степь. Смерть настигла его на охоте. Доржу тоже надолго застрял в горах, сражаясь с белыми бандами, устанавливая народную власть. За несколько месяцев до рождения Кенина Доржу перебрался в места, бывшие родными для его отца. Здесь его приняли, как сородича.

Первое время люди часто говорили о Балбале и Косом ламе, потом перестали говорить. Доржу помнил по рассказам отца дорогу к нише, но ни разу не ходил туда: Доржу был грамотным и считал старую историю одной из многих легенд. Давно расступились горы, и вышли сотни Монгу-Киришей. Они принесли народу счастье, и стоило ли разыскивать священную нишу? Доржу выполнил завещание отца — рассказал всю правду его внуку и вернулся жить в степь. Кенин любил слушать рассказы о своем деде, и они прочно сохранились в памяти.

То, что помнил Кенин и что вновь услышал о своем деде в первый день встречи с отцом, когда вернулся с университетским дипломом, дало ответ на вопросы далекого детства и пробудило новый. А только ли легенда это?

ГЛАВА III НИША НЕМОЙ СКАЛЫ

Под монастырскими сводами

Кенин должен был явиться на работу в сектор истории Тувинского научно-исследовательского института через месяц. Дома у отца он не мог усидеть больше недели. История деда и Косого ламы, священная ниша и легенда требовали раздумий и действий. Двигало ли Кенином тщеславие молодости открыть и поразить открытием? Исполнял ли он долг перед предками? Может быть, просто оказалось свободное время, были знания, полученные за годы учебы, и удивительно близко находились легендарные места.

Во всяком случае Кенин Лопсан, сын Доржу и внук Балбала, оказался под монастырскими сводами Оин-хурэ. Больше трех десятилетий хурэ заброшено. Обширный двор, охваченный полуразрушенной каменной стеной, зарос травой и кустарником. Время не пощадило ни жилые кельи монахов, ни дом настоятелей и высшего духовенства. Ничто не давало надежды на присутствие живых хозяев или каких-либо фанатичных старцев, надумавших провести остаток дней под монастырскими сводами. Ничто! Хотя чуть примятая трава на пути к самому храму, где должна стоять бронзовая скульптура Майтреи — Будды Будущего — и висеть иконы, изображающие тысячеликие перевоплощения его, где вечно воскуривались свечи из ароматных трав и совершались моления, — эта примятая трава была похожа на свежую тропу к храму. Кенин быстро подбежал к массивной двери и толкнул ее. На него пахнуло терпким запахом ароматных свечей. Когда глаза привыкли к полумраку, он огляделся. Бронзовая скульптура стояла в центре, она была в три раза выше человеческого роста. Перед ее пьедесталом, похожим на раскрывшийся гигантский цветок лотоса, стояла бронзовая курильница в форме чаши с ажурной крышкой. Из курильницы узкими струйками шел дым. Ароматическая трава не могла дымиться три десятилетия. Видимо, кто-то приходит сюда, чтобы поддержать горение.

Весь день шаг за шагом Кенин осматривал хурэ, но так и не нашел местопребывания служителя или служителей, посещающих храм. Правда, в доме высшего духовенства одна келья была закрыта, но, если судить по ржавчине на замке, здесь никто не бывал десятилетиями.

Снова Кенин бродил по заброшенному двору, монашеским кельям и вновь возвращался в храм к скульптуре Майтреи. Он приподнял крышку курильницы: травы очень мало, не больше суток будеть тлеть… Об этом знает и тот, кто приходит сюда! Надо подождать.

Свет электрического фонаря вырывает из темноты храмовых стен буддийские иконы. В особом простенке висят портреты ставших святыми настоятелей Оин-хурэ. Может быть, где-то среди них и Косой лама, если он был на самом деле. Кенин пристально всматривается в однообразные лица ламских правителей. Но разве можно узнать среди них лумуцзу Бургу — Косого ламу?