Стременчик

Его умирающий взгляд иногда падал на коленопреклонённую дочку, на стоявшего поблизости зятя, которому передавал правление, на верного Шлика, а потом глаза закрывались, чтобы глаза смотрели внутрь души.

Лекарь, стоящий рядом, наконец заметил, что начиналась окончательная битва. Дыхание становилось всё более учащённым и трудным, сильнее вздымалась грудь, руки судорожно вздрагивали, уста открылись. Казалось, что смерть победит и вырвет крик боли. Затем Сигизмунд стиснул зубы, поднятая до сих пор голова начала клониться на грудь и упавшая с головы корона покатилась на ноги.

Император скончался. Духовные лица опустились на колени, творя первую молитву за отлетевшую душу.

Эльза, которая стояла на коленях у его ног, вскринула и её отнесли наполовину бессознательную.

Шлик и Оршак, боясь, как бы мёртвое тело не соскользнуло с трона, придерживали его с обеих сторон, пока не остынет, а Альбрехт надел на голову поднятую корону.

Но лаврового венца на ней не было и потомки не должны были его вернуть…

Смерть императора позволила Грегору из Санока вздохнуть немного свободней. Все были слишком ею заняты, чтобы заниматься делом императрицы. Правда, её посадили в тюрьму, потому что такова была воля умирающего, но никого не преследовали и не гнались за графами Целе.

Альбрехт в это время имел слишком много дел в Венгрии и Чехии, чтобы кого-то мучить и новых себе неприятелей прибавлять.

На следующий день наш магистр решил отправиться в Краков. Бедрика он не мог искать и тот ему не попадался. Поэтому, расспросив о тракте, доверившись одежде священнослужителя, которая могла защитить его от нападения, если бы встретил гуситов или бродяг, выехал Грегор из Санока, тронутый тем, что видел, и что вёз королеве Соньке.

Его миссия прошла самым неудачным образом и в Кракове он не ждал хорошего приёма, но его вины в этом не было.

Короткими днями, осторожно пробираясь от городка к городку, отдыхая в домах католических священников, уставший и изнурённый этим путешествием, наконец Грегор приблизился к Кракову.

Чем больше он размышлял над тем, с чем столкнулся, что слышал, о чём мог догадаться, тем более грустный возвращался к королеве. Он открыл в ней то, чего не предвидел, – неизмеримую жажду приобретения для детей земель и государств, жажду, жертвой которой они могли пасть. Жаль ему было Владислава, который сам уже имел рыцарские стремления и горячее воображение. Душа его предчувствовала разочарования и грустный конец.

Но мог ли он что-нибудь против всех и против самого характера юноши, которого с детства кормили геройскими мечтами?!

Уже под Краковом, встретив знакомых придворных из Тенчина, из разговора с ними он убедился, что известие о смерти императора и заключении Барбары ещё сюда не дошло. Поэтому он был первым вестником этих событий.

В замке его приветствовали недоумением, так явно он и конь свидетельствовали, что таинственное путешестие прошло неудачно. Возвращение без слуг и товарища уже было плохим знаком, а лицо Грегора из Санока носило на себе следы пережитых треволнений. Едва переодевшись, магистр велел объявить о себе королеве, которая его тут же позвала к себе.

Она нетерпеливо вышла ему навстречу прямо к порогу, меряя любопытными глазами.

– Что вы мне принесли? – воскликнула она настойчиво. – Скажите в двух словах. Где Бедрик? Что случилось?

– Милостивая пани, – сказал понуро Грегор, – мне не повезло и я плохой посол, но не по собственной вине, по предопределению Провидения! Я застал императора уже при смерти. Из Праги он приказал нести себя в Знайм. Императрица была при нём. Перед самой смертью по его воле императрицу Барбару посадили в темницу.

Сонька издала крик отчаяния и заломила руки.

– Император умер!

– Завещав государство Альбрехту и дочке, – добавил он.

На какое-то время королева потеряла дар речи, не в состоянии еще смириться с тем, что слышала, не веря своим ушам.

– Императрица! Императрица в заключении! – прервала она. – И никто не встал в её защиту? Где были чехи? Куда подевались её брат и племянник? Или и их посадили?

– Оба сбежали, – сказал Грегор спокойно и серьёзно. – Кажется, что император для того и из Праги выехал уже умирающим, чтобы избежать чехов, способствующих императрице Барбаре.

– Всё! Всё пропало! – воскликнула королева с выражением боли и отчаяния, глядя в пол. – Всё пропало, что моему первенцу обеспечивало великую будущность.

Грегор отвечал только взглядом, исполненным упрёков, а спустя минуту молчания сказал только смело:

– Милостивая пани, следует благодарить Бога, что защитил нашего пана от позорного брака и судьбы, которая его ждала бы с этой женщиной. Сталось, согласно милосердию Провидению…

Он сложил руки, не закончив. Королева гневно поглядела.

– Да, свершилось, – сказала она, отворачиваясь от его, – но… всё-таки одну из тех корон он получит. Предсказания сбудутся…