Стремглав к обрыву

Я выключила воду, вытерла руки и вышла из дома на лужайку. Вдохнула холодный свежий воздух. Услышала, что он вышел следом, и пошла по лужайке к дороге. Дойдя до нее, направилась вниз, туда, где дорога огибала озеро. Через минуту он меня догнал.

– Я чувствую себя дантистом, который вбурился в зуб и думает, что пациенту не больно, а тот вдруг выпрыгивает из кресла.

– Ты мало похож на дантиста, – ответила я и в темноте улыбнулась своим воспоминаниям.

Руфь: Я замерзла, как мороженое в холодильнике.

Дэвид: Точно, даже позеленела, как фисташковое.

Руфь: Я чувствую себя старой развалиной.

Дэвид: Ну что ты! Для своего возраста ты неплохо сохранилась.

Руфь: Моя жизнь – просто кино.

Дэвид: М-да… на кинозвезду ты вроде не тянешь.

– Сам знаю. От меня не пахнет эфиром.

Мы молча шли по дороге. Ярко светила луна, и в ее свете ровная гладь озера была еще красивее, чем днем. Спать уже не хотелось. Краузе не мог долго молчать.

– Давно ли вы замужем, миссис Штамм?

– Месяцев семь-восемь. С конца октября.

– А-а! Ну тогда все понятно, – негромко заметил он.

– Что тебе понятно? Лучше прикусил бы свой поганый язык! – сказала я и сама на себя разозлилась. Как я могла забыть, что в конце октября Хэллоуин![15]

– Я не хотел никого обидеть.

– Ну да, просто пошутил.

– По крайней мере, не тебя.

– Если это намек на моего мужа, обойдусь без твоей помощи. Если понадобится – обижу сама.

– Зачем мне его обижать? Но что делать? Жена у него больно аппетитная. Он славный малый, не дурак. Меня принял намного лучше, чем заслуживаю. Простоват немножко, но с мужчинами это бывает. Опять же это не повод для упрека. Если подумать головой.

– А ты только этим и занимаешься.

– Нет. Всего раз в неделю.

Мы приближались к дому Лойбов. На крыльце никого не было, но я предпочла не рисковать и повернула назад.

– Эй, в чем дело?

– Ни в чем. Домой хочу. Холодно.

Он обнял меня и стал легонько растирать плечо, согревая. Я понимала, что должна отстраниться, но было так приятно. К тому же я в самом деле замерзла.

– Ты все лето будешь здесь? – спросил он.

– Наверно.

– Не надоест?

– Нет. Мне здесь нравится.

– Нравится уезжать от… – После многозначительной паузы: —…из города?

– Не только. Я ведь не просто убегаю оттуда сюда. Я люблю этот дом и все, что вокруг. Здесь я в первый раз увидела траву не на газонах.

– А воспоминания не мешают?

– Какие воспоминания? – искренне удивилась я.

– Ну, о братишке. Лотта мне рассказала.

– Но… я стараюсь не думать о том, что это произошло здесь. – Я вообще стараюсь не думать. – Зимой дом выглядит иначе. Осенью экономка вешает зимние шторы, снимает летние чехлы с мебели, расстилает в спальнях ковры. Вокруг тоже все по-другому. Озеро замерзает, его почти не видно. Деревья в снегу, а когда снега нет, сквозь ветки виден поселок. Самое обычное место – таких море в Новой Англии.

– Понятно. Если по-другому – легче все забыть.

– Зимой я здесь не бываю.

– А летом совсем просто не вспоминать.

– Мне нечего здесь делать зимой, – начала объяснять я. – Я не катаюсь на лыжах. Никогда не каталась, даже до того случая, чтоб ты знал.

– Не волнуйся так, я тебе верю.

– Я и не волнуюсь. – Почувствовав, что говорю слишком возбужденно, я неестественно рассмеялась в темноте. – Значит, Лотта назвала его моим братишкой? Ему было девятнадцать, мне двадцать. Ей, наверное, хотелось бы считать меня старухой.

– Ее можно понять. Ты составляешь ей конкуренцию. Хорошенькой молодой девушке трудно с этим примириться.

– Я ей не соперница, – ответила я и покраснела, почувствовав его руку на своем плече и вспомнив, что подкрасила губы, хотя давным-давно этого не делала. Хорошо, что было темно и он не заметил. – И вообще, какой смысл ей убеждать себя, что я безобразная старуха?

– Никакого.

– Ну так я не намерена превращаться в старуху только потому, что она этого хочет.

– Нам всем случается иногда обманывать себя и не замечать того, что нам замечать не хочется.

Намек был слишком явный. Что я могла ответить? Что мертвых не вернешь? Он бы нащупал еще что-нибудь, о чем я предпочитала забыть. Я не хотела пускать его в мое прошлое. Мы дошли до развилки, откуда к нашему дому вела дорожка. Я отстранилась и с усмешкой заметила:

– С уважением, Сара.

Он тяжело вздохнул:

– Ты невыносима. Следовало бы тебя возненавидеть.

– Может, уже, только не подозреваешь об этом?

– Да нет, честное слово. – Он помолчал. – Не веришь. Как мне тебя убедить? Какую принести жертву? Хочешь, исчезну до конца лета? И избавлю тебя от малышки? Идет?

– Лотта мешает мне значительно меньше, чем я ей, – ответила я, боясь признаться, что мне не так уж противно его общество.

– Все равно мало радости каждый день видеть девчонку, которая считает, что ты злая колдунья, которая охмурила ее простодушного папочку.

В доме было тихо, в гостиной – ни звука.