Райф повернулся ко мне спиной, наклонив голову к холодильнику, и я почти купилась на это, но боязнь того, что он сделает со мной, если я сбегу, парализовала меня. Хотя настоящая причина, почему я даже не попыталась, была сложнее. Я не была готова уйти. Мазохистка внутри меня не хотела покидать его, несмотря на логику и здравый смысл.
Но сбежать, чтобы попасть к другому? Моя гордость не сдастся без битвы.
— Мой отец найдет меня.
Он держал в руке упаковку апельсинового сока и обернулся назад.
— Никто не ищет тебя, так что тебе, пожалуй, лучше присесть и успокоиться.
Я сложила руки.
— Тебе следовало знать лучше. Ты провел достаточно времени с моим отцом. Ты знаешь, каким настырным он может быть.
Особенно если это касается его детей, и в частности Зака.
Поставив сок на стол, он поднял газету и показал мне заголовок:
«Девушка из Портленда признана мертвой, после того, как ее машину нашли в реке».
Я рухнула в кресло, мысли кипели с головокружительной скоростью, газета упала на стол. У нас с отцом бывали напряженные отношения, но даже так, новости опустошили бы его, а Зак пошел бы следом, зная, что я ушла.
Подождите… он думает, что я мертва.
Секунды бежали одна за другой, пока до меня доходили всевозможные варианты событий, и я обдумывала их с разных сторон. Если он поверил, что я мертва, то у него нет причин идти за мной, как и нет причин идти за Райфом.
Но это не дает Райфу права держать меня здесь и издеваться.
— Ты должен дать мне уйти, — конечно, он не собирался держать меня взаперти в этом доме, или не дай Бог, в ужасном подвале, на протяжении восьми лет.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал он, стиснув зубы. — Иначе получишь по голове.
— Парень, которого я помню, никогда бы не сделал так.
— Парень, которого ты помнишь, мертв, как и ты для этого мира, — он дернул меня за мои влажные волосы. — Ты можешь выбрать путь, легкий или сложный.
— И каков сложный? — спросила я, вздрогнув, когда его пальцы потянули сильнее. — Украсть меня? Раздеть? Запереть в подвале?
— Ты отправила меня в ад, Алекс. Я просто плачу тебе той же монетой.
Он отпустил, и я села на свой стул. Его слова звучали эхом в моей голове.
— Отдай мне хотя бы мою одежду?
Я умоляла, положив руки на мои бедра, так как желание закрыться почти одолело меня.
Его взгляд остановился на моей груди, и я почувствовала, как твердеют мои соски.
— Мне нравится этот вид. Восемь лет в тюрьме это слишком много для того, чтобы вытерпеть без пары хороших сисек. Ты получишь одежду, когда я захочу.
Он поставил передо мной тарелку с едой, и запах омлета, как всегда, напомнил мне о нашей мокрой собаке.
— Я не голодна.
Он сел напротив меня, его тарелка стояла перед ним.
— Это не зависит от твоего желания. Ешь свою гребаную еду.
Ярость вспыхнула во мне, отказываясь сдерживаться, мне нужно сделать что-нибудь, лишь бы унять все то, что кипело внутри меня. Я скинула тарелку со стола, и хотя я была разочарована, что она не разбилась, тот факт, что еда забрызгала пол, удовлетворила меня.
Он потер щетину, которая скрывала его подбородок, и поднялся со своего стула. Он обошел стол, злые зеленые глаза сузились, и я схватилась за свой стул. О, Господи! Мне еще никогда не было так жаль, что я потеряла самообладание. Он сел рядом со мной, и я не могла предугадать, что будет дальше. В один момент я сидела, а в следующий уже оказалась на его коленях.
Его ладонь била быстро и больно, но я не издала ни звука, я даже не противилась ему. Я была шокирована, слишком осведомлена о его намерениях. Его рука замерла на моей заднице, поглаживая, но потом он снова ударил, каждый удар был сильнее, чем предыдущий. Он снова посадил меня, и только тогда я почувствовала сильное жжение на моей заднице. Он вернулся на свое место. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но ничего не вышло.
Все, что я могла делать, это глазеть. Никаких слов, истерик, только полная тишина с моей стороны.
— Если ты думаешь, что истерика лишит тебя еды, ты ошибаешься, — он показал на еду, находящуюся на полу. — Ешь!
— Я не чертова собака.
Он вскочил со своего стула так быстро, что у меня не было шанса бежать. Его пальцы сдавили мое горло.
— Последнее предупреждение,
Краска прильнула к моему лицу, когда я опустилась на колени и стала использовать свои руки как ложки, чтобы кушать яйца. Старый позор всплыл снова. Он никогда не уходил далеко, был скрыт под слоями нормальности.