Стремительный поток

Воскресный штиль. Джин почувствовала это, когда желтый родстер выскочил из ворот поместья «Хилл-Топ». Просто удивительно, какое затишье наступало здесь на седьмой день. Она оглянулась. Казалось, будто мириады глаз из белого особняка смотрят на нее с резким неодобрением. Она скорчила рожицу в ответ и посмотрела на сумку с клюшками для гольфа и теннисные ракетки, расставленные на соседнем сиденье с таким расчетом, чтобы их хорошо было видно. Затем взглянула на свое белое спортивное платье и желтый жакет, отражавшиеся в ветровом стекле. Правильно, так и надо было одеться.

Прекрасный день. Воздух позднего октября был по-зимнему свеж, к нему примешивался легкий запах дыма лесных пожаров, аромат сосновой и еловой хвои, слышались легкая музыка далеких колоколов и шелест веток, стряхивающих последние листья нежно и неторопливо, словно матери, посылающие своих детей в школу в первый раз. Над головой синело ясное небо с перистыми облачками. Сверкающая лента реки словно упала с небес, чтобы обвязать желтовато-коричневые поля; вода была так чиста, что в ней отражался небесный купол.

Джин сбросила скорость, вырулив на главную улицу. Она сделала это нарочно. Если бы кто-то осведомился о пункте ее назначения, она бы весело выдала заготовленный ответ: «Конечно, «Кантри-клуб». А почему нет? Вы только представьте, каково сидеть в душной церкви в такое прекрасное утро!» Она кивала и лучезарно улыбалась попадавшимся на пути знакомым. Каждая девушка в городке была нарядно одета и направлялась в церковь. Лицемерки! Как долго они будут оставаться в церковном фан-клубе, если Кристофера Уинна отправят в отставку? Этот момент потихоньку приближался. А может, он решил уступить и заняться выколачиванием денег у паствы? Джин слышала, как Хьюи осуждал раздоры и распри, которые породила герцогиня, а та торжествовала. Объединенная церковь распадалась на фракции.

Джин проехала мимо Калвинов. Отец семейства недовольно нахмурился, сжал тонкие губы и нехотя приподнял шляпу; старшая дочь бросила на Джин косой оценивающий взгляд. По улице спешила разодетая в зеленое и золотистое Фанчон Фаррелл, натягивая перчатки. Она театрально ахнула, крикнула:

– Опять в другом платье! – и захихикала. Окинув родстер взглядом собственницы, добавила: – Я без ума от моей машины!

Констанс Уинн, изящная, словно фотомодель, в простом платье и лисьей накидке, кивнула и улыбнулась. Салли-Мэй, шагавшая рядом, чопорно поджала губы, посмотрев на нагруженный спортивным инвентарем родстер поверх очков. «Маленькая святоша», – возмущенно подумала Джин и поехала дальше. Затишье заполняло все пространство, словно мир чего-то ждал, и вдруг со стороны высокой церкви накатила лавина мощного звука, оформившегося в аккорды, словно исполняемые множеством органов. Колокола вызванивали мелодию хорошо знакомого Джин церковного гимна, и она мысленно сопровождала ноты словами.

Торжественно прозвучала концовка, и колокола умолкли. В воображении девушки они продолжали гудеть и вибрировать, перед мысленным взором возник образ Кристофера Уинна. Тогда, в гостиной графини, он пел это самое произведение. Его лицо сияло. И зачем она, Джин, так глупо и необдуманно бахвалилась своим безразличием к церкви? Снова эта Ужасная Сестрица! Нет. Она больше не будет прятаться за этим призраком из детства.

Но Ужасная Сестрица не собиралась сдаваться, и Джин демонстративно проехала мимо церкви в надежде, что об этом услышит Кристофер Уинн. Ей хотелось причинить ему боль. Зачем? Как будто ему не все равно. Становилось все очевиднее, что он чувствует к ней только презрение, и ничего больше. Но тогда почему он сказал: «Я принимаю ваш вызов», – таким тоном, от которого у нее перехватило дыхание? Выехав из дому этим утром, она была веселой, жизнерадостной безбожницей. Волнующее пение колоколов пошатнуло ее самоуверенность и испортило настроение. Что привлекает всех этих людей, встреченных ею на пути, в церковь? Не все они были молоды, не все принадлежали к слабому полу, неравнодушному к красоте проповедника…

Гарви Брук встретил ее на поле для гольфа. Они разыграли восемнадцать очков, и все это время Джин представляла себе тускло освещенный интерьер церкви, Кристофера Уинна в черной сутане…

– Очнись, Джин! – возмутился Брук, когда они вернулись в помещение клуба. – У тебя игра не идет. Что там такое в твоей головушке?

– Ничего, Гарви.

– Правдивая Джин! Она осознает свою умственную ограниченность. – Брук рассмеялся, взял ее руки в свои и нежно проговорил: – Ты сыта по горло этим городом? А ну его к черту! Выходи за меня замуж, и мы будет делать все, что захотим, поедем в любое место, которое ты назовешь.

– Не могу, Гарви.

– Я подыскал для тебя изумруд. Милая, я подарю его тебе в ту же минуту, как ты скажешь «да», и ты увидишь, что он в сто раз прекраснее того камня, что носит твоя мать на мизинце.

Джин покачала головой:

– Ты не сможешь подкупить меня изумрудом. Я пообещала отцу, что останусь с ним до конца зимы.

– Жертва на алтарь дочерней любви! Ладно, пойдем поедим. Я заказал столик. Здесь по воскресеньям всегда полно народу.