Стремление

Мы вечно смотрели всякое старьё из прошлого века, поэтому я мог догадаться. И пока мой мозг был занят этой шарадой, а толпа продолжала наслаждаться минутой славы, над нами завис дрон. Он жужжал как здоровенная пчела. Задрав голову, я заметил примотанный изолентой пакет. Ти пританцовывал под здешнюю музыку, а я стоял с открытым ртом и не торопился с криками разгонять людей.

Железяка сорвалась с места и полетела вниз. Один из патрульных не растерялся и начал стрелять. Многие пригнулись, затаив дыхание, дрон же потерял одну из лопастей и упал прямо на головы протестующих.

Мои уши заложило похлеще, чем после концерта. Я упал на колени и закрыл голову, ботинки Тони тёрлись об мои руки. Он поднял меня.

– Ты цел? – спросил он, держа за плечи.

Я кивнул в ответ и повернул голову к тому месту, где только что танцевала красивая девушка. Большинство тел упало замертво. Их плоть валялась у наших ног. И тогда меня бросило в жуткую дрожь.

Слух возвращался, и крики раненых начали рвать меня изнутри.

– Нужно сваливать, – высказал я другу.

Он сдвинул брови и потянул меня за рукав, но тут я схватился за него и тряхнул несколько раз. В следующий миг мы бежали по сырому тротуару, сердца грохотали и кровь била мне в голову. Я никогда не чувствовал себя таким живым и таким подавленным одновременно.

Ти мало говорил со мной после этого. Тем же вечером я пришёл на ужин к родителям, до сих пор не осознавая ужас, который со мной произошёл.

Внимание вернулось ко мне за столом. Мы жевали овощи со свининой, но еда меня не радовала. Не радовал и приезд отца, наш разговор. Меня не покидало ощущение, что я должен был прийти на эту семейную встречу с чем-то особенным, а внутри был лишь недостаток. Я безынтересно ковырялся в тарелке, пока моя мать рассуждала на тему толерантности.

– Представляешь, она мне сказала, что её дочь однозначно туда поступит. Девочке не место среди этих религиозных фанатиков. Я видела, как она хочет вырваться из дома, – она осушила бокал с вином, бросив взгляд мне в тарелку, и вновь обратилась к отцу. – Не воспитание, а садизм какой-то. С другой стороны, я бы, например, не сделала операцию, ну по смене пола. Но просто мне это совершенно ни к чему, а их проблема в том, что они не понимают желание другого человека, несмотря на то, что таким человеком является их дочь.

– Скоро мы переключимся на бесполые аппараты, которые будут сношать друг другу мозги, – сказал я и проглотил тушёную брокколи.

– Господи, Алекс! – вскрикнула моя мать. – Мы же за столом.

Отец взглянул на меня с прищуром и еле заметно покрутил головой, но ничего не сказал. Мне кажется, он был согласен с моими словами, просто не хотел конфликтовать с матерью. В тот момент я счёл его мудрецом и подлецом.

– Я не могу больше есть, – был мой ответ.

Мать тут же наклонилась в мою сторону, чтобы возразить.

– Ты же почти ничего не съел, отказался от мяса…

Мои нервы не выдержали. Я встал из-за стола, чуть его не перевернув. Внутри всё пылало.

– Вы даже не знаете, что произошло сегодня, – после моих слов оба родителя замерли в ожидании объяснений. – Эти люди, эти тела. Мы были в парке и просто… Просто…

Я рассказал им всё в деталях, так как хотел, чтобы они представили полноту утренней картины. Моя мать вытерла салфеткой рот и проглотила ком, который образовался у неё в горле.

В своей комнате я нашёл уединённый уголок. Лёжа в тишине на кровати, моё тело сливалось с общим ритмом неповиновения, который царил вокруг. Компьютер изливался уведомлениями с моей почты. Дела валились, я продолжал лежать и медленно погружался в сон, как вдруг мою идиллию прервал родительский стук в дверь.

Отец включил свет, резанувший мне по глазам. В моей обители он показался мне несчастным, осмотрев, как я живу. Небольшой беспорядок его наверняка не удивил. Но мы оба чувствовали, что с нами творится что-то неправильное. Мне стало так жалко и совестно за свою бестактность. Эти чувства уже тогда начали жечь меня изнутри.

– Я понимаю, – сказал отец, расхаживая по комнате. – Через пару лет ты отучишься и будешь заботиться о себе сам. Заработаешь, сколько сможешь и будешь жить, так как хочется. Наверное, мне тоже стоило стать программистом, – он встал передо мной и убрал руки за спину. – Виделись бы почаще.

Папа сожалел о своём выборе. Не знаю, осознавал ли он, что побудило его стать самим собой. Ведь мне он казался неоднозначным. Я верил в его внутреннюю силу, которая должна была перейти мне. Но я всё ещё чувствовал себя потерянным.

В памяти хранилось очень яркое и простое воспоминание, связанное с ним. Как-то раз мы возвращались от дедушки, отца моего отца. Нападал снег, мой нос покалывал прохладный ветерок. Папа преодолевал длинными ногами большое расстояние, а я плёлся позади. И вот когда он сбавил шаг, я слепил свежий снежок и бросил ему в спину. Он обернулся и принял мой вызов. Мы кидались друг в друга снегом, и я смеялся, не думая ни о чём.

Через пару месяцев мы с Тони встретились. Что-то мешало нам поговорить лично. Хотя в итоге мы обсуждали совсем не теракт, который нас поразил.