Стремнина

— Садись, — сказал Туранов и кивнул на кресло у стола. — Если не возражаешь, я с минутку еще займусь этой самой бумагой. Подписать нужно, а, как ты понимаешь, для этого нужно хотя бы знать, что ты подписываешь.

«Шутит, — подумал с неприязнью Куренной, — глупо шутит, а я должен улыбаться… Нет уж, черта с два дождешься».

Прекрасно понимал, что все подобные мысли — сплошное ребячество и в сорок лет таким самоутешением заниматься смешно, но уж больно хотелось, чтоб Туранов до того самого момента, когда он, Куренной, выложит перед ним заявление, почувствовал, что председатель тоже имеет и гордость свою, и достоинство.

Иван Викторович тяжело вздохнул, взял ручку, черкнул внизу каракульку-роспись. Отложил бумагу, снял очки:

— Ну, так что имеешь сообщить?

Куренной медленно полез за пазуху, вынул из внутреннего кармана заявление, разгладил его на столе и протянул Туранову. Тот прочитал, качнул головой, потянулся за ручкой. Повертел ее в пальцах, поднял глаза:

— Подумал?

— Да, — буркнул Куренной, дивясь себе: подготовил ведь длинную речь, которую хотел выдать на прощанье, чтоб прямо на «ты», без обычного подчеркивания своей подчиненности, а тут язык колом.

— Ну, с богом, — буднично промолвил Туранов и начал на уголке выписывать резолюцию, — и кого же мыслишь на свое место?

— Это уж… это уж ваша забота — кляня себя за трусость, Куренной сказал эту фразу упавшим голосом. Хотел ведь обрезать напоследок Туранова прямым и бескомпромиссным «ты», да не смог.

— Ну гляди, — Туранов говорил мирным и будничным голосом, одним махом переведя Куренного из категории подчиненных в категорию случайных знакомых, с которыми рекомендуется разговаривать совсем по-другому, потому что между ним и Турановым теперь уже нет ни проблем, ни претензий взаимных, ни обид. Будто сразу потерял Иван Викторович интерес к существованию на земле некоего Куренного Степана Андреевича, и лишь дипломатичность не позволяла ему сказать: «Ты иди, дорогой, иди… Дел у меня многовато, некогда мне с тобой разговоры разговаривать…» А ведь больше года вместе проработали, куда больше года, почти два скоро. Мог бы на прощанье найти слово доброе.

На какой-то момент кинулась Степану Андреевичу в голову шальная мысль забрать заявление, но бумажка лежала на столе, прижатая тяжелой короткопалой лапищей Туранова, и ее теперь уже не вырвешь у него. Встал с кресла, кивнул головой и пошел к двери. Чувствовал на спине внимательный взгляд директора завода.

На улице метелило. За сквериком напротив шелестели троллейбусы, пацаны расстреливали снежками аляповатую скульптуру на аллее. Двигатель не заводился. Снег набивался под «дворники». Мотор наконец взвыл, захлебнулся дымом, и машина покатилась.

Вот и все. А он думал, что Иван Викторович хоть бы для проформы скажет ему два слова напутственных. Как же, дождешься. Если уходит человек — для Туранова он уже не представляет интереса. Сколько лет проработал Степан Андреевич вначале в колхозе, потом в подсобном хозяйстве, а слова доброго, видать, у Туранова не заслужил. Ладно, нужно думать про переезд, про новый колхоз, в общем, про день завтрашний.

А Туранов в эти минуты уже обмозговывал проблемы, связанные с уходом Куренного. Позвал Любшина, Дымова. Главный инженер пришел с очередного совещания, хотел доложить прежде всего свои дела, только Туранов не дал.

— Потом, — буркнул он, проглядывая список специалистов подсобного хозяйства. — Ну и Куренной, уж чего-чего, а его ухода не ожидал… Вот деятель. Скрытно все…

Любшин тер переносицу:

— Плохо, что мы не ждали такого решения Куренного. Значит, слабо знаем свои кадры. Что-то его не устраивало.

— Его не устраивал темп работ в подсобном хозяйстве. Тянуло на привычное: прежде чем что-то сделать — собираться года два. А мы не можем столько раскачиваться. Не поспевал он за темпами. Какие есть предложения?

Дымов полистал записную книжку:

— Иван Викторович, может, свежего человека взять? Из опытных председателей… Чтоб дров не наломал?

— Пусть ломает, только работал бы.

— А что, если Кулешова? — Любшин придвинулся поближе к столу. — Опыт у него уже есть, инженер, коммунист. По-моему, годится, а, Иван Викторович?

— Сам думал про него. Не рановато ли на самостоятельную службу, а?

— А чего рановато? Ему уже к тридцати. Давно пора.

— А ты, Игорь Дмитриевич, как полагаешь?

Дымов пожал плечами:

— Инженер он неплохой, а вот каким хозяином будет…

— Присмотрим первое время, а, Станислав Иванович? — Туранов улыбнулся, озорно подмигнул Любшину. — Лишь бы голова была у него на плечах, а опыт придет. Ладно, другое обсудим. По ясногорскому комплексу как дела, Игорь Дмитриевич? Три дня до конца месяца.

— Как? Легированных сталей до сих пор не получили для коллектора.

— Ищи.

— Где найдешь? Весь комплекс готов, завтра к двенадцати дня будет рапорт по отправке.

— На Урал звонил?

— Отгрузили десять дней назад.

— Свяжись с железной дорогой, с чертом, с дьяволом… Ищи сталь.

— Уже связывался. Обещали завтра к вечеру дать ответ.

— Снабженцев мобилизуй. Диспетчерскую службу.

— Все делаю, Иван Викторович.

— За этот комплекс нам с тобой головы поснимают.